— Это грубо... Я не хочу, чтобы вы приходили. Я не могу так...
— Ну, пусть грубо. Это неважно. Я деликатностей тонких не знаю, — уверенно пояснил Николай, тщетно пытаясь успокоить Вовку. — Мне удивительно твое упрямство. Ребенок, я чувствую, действительно, мой. И я, как отец...
— Он только мой! Только мой!
— Ну, ну! — рассмеялся Николай. — Моя-то доля какая-то тут тоже имеется! Чудачка! Неужели ты думаешь, что если у тебя завелся... новый друг, так мои права на ребенка сколько-нибудь от этого стали меньше! Напрасно!
— Новый друг! — вспыхнула Мария, и слезы на ее глазах сразу высохли. — У меня нет никаких друзей! Ты говоришь гадости!
— А вот этот, который от ревности убежал отсюда? Меня, Мария, не проведешь! Не маленький!
Мария быстро подошла к нему вплотную и решительно и властно взяла из его рук ребенка.
— Уходи! Довольно! Мне надоело! Уходи!
— Ох, огонь! — попытался пошутить Николай и отдал Вовку матери. — Шипишь зря. Я ведь по-хорошему.
— Не надо! Уходи!..
13.
Александр Евгеньевич после встречи с Николаем у Марии не приходил к ней дня три. Эти дни Мария была в тревоге. Она сама не понимала, что ее тревожит: посещение ли Николая, который ушел от нее с твердым намерением наведываться к сыну, или же отсутствие Солодуха. Но когда Александр Евгеньевич наконец, появился, Марии поняла, что именно его эти дни ей нехватало. Она вспыхнула, обожглась радостью, застыдилась.
Солодух был не по-обычному сдержан. Он приступил к работе, углубился в учебник, в тетрадки Марии, избегая посторонних разговоров. Но не выдержал, отодвинул от себя тетрадки и, поглядев на Марию в упор, сказал:
— Он вам дорог, этот тогдашний гость?
— Конечно, нет! — торопливо ответила Мария, сама сразу же изумившись этой своей торопливости. — Мне тягостно его посещение...
— Он отец ребенка. Он предъявляет права на него... Все-таки он отец.
— Мне он чужой... И Вовка может обойтись без него...
Солодух внимательно вгляделся в Марию.
— Простите меня, Маруся, простите. Я мешаюсь не в свое дело. Но это все оттого, что я привязался и к вам и к Вовке. Вовка такой бедовый парень! Я люблю ребятишек, крикунов этаких. Мне бы все хотелось быть ближе к нему... Я тогда ушел от вас с каким-то огорчением. Показалось мне, что я очутился в ту минуту лишним. Несколько дней ходил с этой мыслью. И теперь она меня мучает, мешает мне. Скажите прямо, Маруся, не могли бы вы стать моей женою?
Вопрос прозвучал для Марии неожиданно, ошеломляюще. У Марии покраснели щеки, уши, уголок выглядывающей из-под кофточки груди. Она испуганно взглянула на Александра Евгеньевича и тотчас же опустила глаза. Ей захотелось убежать от него, спрятаться. Но убежать некуда было, да и не было сил: томящая слабость охватила ее, голова слегка закружилась. Она беспомощно прошептала:
— Не надо... не надо.
— Почему не надо? — наклонился к ней Солодух. — Почему? Если вы хоть чуточку любите меня, так все хорошо! Я и вас и Вовку полюбил. Крепко!.. Ну, Маруся?
— Я не знаю, Александр Евгеньевич... Я боюсь.
— Эка, какие пустяки! — широко улыбнулся Солодух и ласково положил руку на плечо Марии. — Чего ж тут бояться!
— Не знаю... боюсь.
— Не стоит быть такой пугливой. Да и пугаться нечего! — Пошутил Солодух. — Человек предлагает руку и сердце, как говорится!
Но шутка не дошла до Марии. Пряча глаза от Александра Евгеньевича, она не могла взять себя в руки, не могла стать спокойной, улыбнуться. У Александра Евгеньевича на лбу пролегли складки. Сдержанная горечь покривила его губы.
— Значит, я не люб вам, Мария! — утвердительно сказал он. — Ну, так бы вы прямо и говорили. Конечно! Я не буду надоедать вам. Слышите! Не буду.
Но Мария еще ниже опустила голову, еще ярче зажглись румянцем ее щеки, шея и грудь.
Солодух поднялся со стула и отошел в сторону.
— Я человек простой, без всяких хитростей, — глухо заговорил он. — Может быть, я не так чего-нибудь понимаю... Повстречался я с вами, увидел вас, вашу жизнь, обиду вашу почувствовал. Стало мне жалко и досадно, что вы так близко принимаете к сердцу то, что с вами случилось. Понял я, что не стоит вас тот Вовкин отец. Ну и... Конечно, не сообразил я одного: закваска у меня рабочая, тонкости, может быть, какой-то во мне нету, а вы устроены по-иному. Не сообразил, да и полез. Понимаю, моя это оплошность. Ну, обещаю, что больше надоедать не стану. Давайте руку!
Он подошел к Марии и протянул ей руку. Мария всхлипнула и, внезапно схватив ее обеими руками, припала к широкой ладони Солодуха пылающей щекою.