Как тут не разволнуешься: Славке тоже показался подозрительным этот тип… Правда, уже придя к лозняку, он усомнился:
— Подожди, а откуда автобус?
— Как откуда? — заморгал глазами Вася. — Конечно, из Чернобаевки до города. У нас других автобусов нет.
Славка укоризненно покачал головой:
— Откуда же в Чернобаевке шпиону взяться? Там же, как и у нас, станции нет, аэродрома нет. Только автобус один ходит в город через наше село.
Васю не так легко разубедить. Прищурившись, он насмешливо посмотрел на Славку, как на первоклашку.
— Ну и тёмный же ты! Тебе нужно прочитать хотя бы одну книжку про шпионов. Да они, если почувствуют слежку, скачут с самолёта на поезд, с поезда на автобус, как козы на лугу!.. Одного шпиона настигли знаешь где? В медвежьей берлоге, во! — Вася поднял палец. — Правда, это не у нас было… А село наше — не медвежья берлога, есть клуб с оркестром. И автобус через наше село куда идёт? В город! А город где находится? У Азовского моря — там пароходы, наверно, изо всех стран… Теперь ты понял?
Славка заколебался. А что, если и в самом деле? Представил, как они с Васькой сцапали шпиона, хотя вряд ли им это удастся, просто выследили и немедленно сообщили участковому милиционеру Петру Ивановичу. Он отчётливо увидел, как вскакивает, тяжело посапывая, Пётр Иванович с лавки в парке возле клуба, где он часто посиживает, поскольку у них ни драк, ни воровства сто лет не было, как бежит неуклюжей трусцой вместе с ними к лозняку… А потом он, Славка, как бы между прочим напишет брату на границу, что они с Васей выследили настоящего шпиона…
Он пошёл за приятелем. Спросил у него:
— А почему ты один не стал следить за ним, меня позвал?
Вася шмыгнул носом и, смутившись, признался:
— Страшновато стало. У него что-то под пиджаком оттопыривается. У тебя брат пограничник, пишет, наверно, как они там нарушителей задерживают. Потом, ты же мой друг, правда?
— Правда, — кивнул Славка, и ему стало приятно от слов Васи. Теперь он готов был идти с ним куда угодно.
Смех и грех получился из этого преследования. Полдня шастали по кустарникам, ломали камыш, пробираясь сквозь него, несколько раз перешли вброд речку. Побывали в лесополосе, ног не пожалели. Наткнулись на этого дядьку, когда, злые от неудачи, возвращались вечером домой. Он валялся на берегу под кустом. Спал с блаженной пьяной улыбкой, посвистывая носом. Рядом с ним стояла бутылка с красной жидкостью на самом донышке. Вася зачем-то осторожно поднял бутылку, понюхал. Хотя и так было ясно по этикетке, что там «Красное крепкое». Славка так посмотрел на Васю, что тот сразу меньше ростом стал.
На уроки времени не осталось, и устал так, словно с собаками наперегонки бегал. Это так мать про Славку сказала, а он молчал, сил хватило только раздеться и бухнуться в постель.
На алгебре его вызвали.
Вася тоже схватил двойку, по русскому.
Всё. Прочь посторонние мысли! Только задача. Чтобы не отвлекал шум, задёрнул занавеской окно.
А когда наконец задачу одолел, подпрыгнул, громко запел, не щадя горла, свою любимую песню:
Собственно, это любимая песня Михайлы, он её очень хорошо пел, когда брал в руки гитару. Ну, а теперь эта бодрая песня стала Славкиной любимой. Правда, поёт её Славка не так, как Михайла, и на гитаре играть не умеет, и если б даже умел, так нет дома гитары, брат увёз её с собой. И все же, когда Славка поёт при матери эту песню, глаза у мамы влажнеют…
Ну вот. Теперь можно и на улицу. Глянул на большую фотографию брата. Мысленно сказал ему: «Как видишь, не такой плохой у тебя брат. Задачу решил, все уроки на сегодня сделал, хотя и нелегко было… Правда, со шпионом мы осрамились, можно сказать, в лужу сели. Но ты тоже — второй год на границе служишь, а пока ни одного нарушителя не поймал… Представляешь, как мне хотелось написать тебе, что я, ну, мы с Васей схватили подлеца!.. А видишь, что получилось? «Стыд, срам и позор», как ты говоришь, получился…»
Славке показалось, что брат подмигнул ему. Мол, не переживай, всякое бывает. Мне тоже не везёт, ни один ещё не попался в мои руки, хотя смотрю в оба на границе.
И все же брату повезло. Единственный из всего села попал в пограничники! И почему мама так плакала, когда Михайлу провожали в армию? Странный народ эти женщины… Надя, девушка, с которой Михайла дружил, сразу призналась, что ей до слез было жалко Михайловых кудрей. А по правде сказать, то были вовсе не кудри — обыкновенные патлы. Их Михайла отпустил, когда к тракторной бригаде, где он работал, прибился парень с гитарой и волосами до плеч, как у женщины. Имя у него было необычное — Шевро, а может, прозвище. Бригадир дядька Петро морщился, глядя на патлатого, однако в бригаду взял — не хватало трактористов. А потом чесал затылок и ругался. Шевро оказался пьяницей и лодырем. Единственное, что умел он, — неплохо играть на гитаре и петь какие-то непонятные песни завывающим голосом. Но, как ни странно, к нему потянулись молодые трактористы, отпустили волосы и завели гитары, научились петь кошачьими голосами и в рюмку стали заглядывать… Шевро пытались образумить на бригадном собрании и на общем колхозном. Все слова от него отскакивали, как дождь от гусака. Молодых трактористов ругал дядька Петро, а дома — родители. И Михайле перепадало от матери. Славе было досадно и обидно за Михайлу. Однажды он попросил брата взять его ночью на комбайн. И вдруг услышал: «Рано тебе, кореш, спину гнуть, слиняй с моих глаз…» И от кого только перенял такие дурацкие слова? Не иначе — от Шевро.