И Юра отважился:
— Я подбил. И табак принёс.
— Неправда! — вскочила Алёнка. — Галина Александровна, у него отец не курит. Откуда он табак возьмёт?!
— Я принёс. И подбил я, — упрямо повторил Юра, не глядя на девочку.
И ему вдруг стало так жалко, что Алёнка отберёт у него прозвище Батько.
Но отступать было некуда.
Учительница махнула рукой.
— И это звеньевой, хороший ученик… Бери книжки и беги за отцом. Суббота сегодня, он дома. «Порадуешь» его приглашением…
Юра неохотно вышел из класса. На пороге оглянулся. Максимка ответил ему благодарно-виноватым взглядом.
И мальчики смотрели ободряюще.
По дороге домой Юра отчётливо представил: отец неохотно оторвётся от машинки, на которой печатает кандидатскую диссертацию, снимет очки, потрёт уставшие глаза, выслушает «исповедь» Юры — и, не повышая голоса, прочтёт нотацию. Потом встанет, пройдётся по комнате задумчиво и расскажет какой-нибудь эпизод из своего детства. Как им тяжело было учиться: не было чернил, бумаги, даже звонка в школе, — а они все равно стремились к знаниям.
Дома Юра скороговоркой рассказал о своём досадном проступке. Отец слушал его, а глазами тянулся к мелко исписанным листам бумаги. И Юра решил поторопить события.
— Отец, я же не слепой, вижу, что тебе некогда ругать меня и рассказать в назидание о своём детстве. Поэтому прости, больше такого, честное пионерское, никогда не будет!
Отец почему-то резко вскинулся после этих слов, покачал головой, потёр лоб, улыбнулся. И, посмотрев Юре в глаза, неожиданно спросил:
— А за что тебя в классе Батьком прозвали?
— Откуда ты знаешь? — смутился Юра.
— Вот знаю. Максимка сказал..
— Ох и звонарь!.. Ну, было дело, — нарочито безразлично произнёс Юра. — Алёнку-хвастунью, ты её знаешь, она как-то приходила ко мне за учебником, от двух хулиганов защитил. Стукнул их лбами, чтоб не лезли. А она «Батька Тараса» прилепила…
— Так-так. А как класс отнёсся теперь к твоему поступку?
— А что? — с вызовом ответил Юра, — Ну, Максимка так посмотрел, будто я трёшку на мороженое дал. И все хлопцы — тоже…
— А Алёнка?
— В парту уткнулась… А какое ей дело?
Отец встал:
— Хм, ты правда ростом обскакал всех своих сверстников. Скоро, глядишь, и меня догонишь. И силой не обижен. И голова на плечах вроде бы есть. Настоящий Батько! Так, может, поговорим на равных?
Удивительно разговор поворачивается. И тревожно. Нужно быстрее кончать его.
— Ты же сам говорил когда-то, — рубанул Юра, — что в армии закон есть: сам погибай, а товарища выручай. Вот я и выручил Максимку.
— Хм, это называется — выручил? — вздохнул отец. — Знаешь, как о такой выручке говорят? Выручил свинье хвост. Мой дед уверял, что эта приговорка из их села пошла. Жил у них один человек, Мехтодием его звали. И вот однажды залез волк к нему в сарай. Свинья стала визжать. А Мехтодий был человек ленивый, неповоротливый. Пока одевался, пока выбрался в сарай, от свиньи только копыта да хвост остались. С тех пор и пошло: «Выручал, как Мехтодий — свиной хвост».
Юра тоже вздохнул, понурился. Если уж отец «нырнул» в своё детство, не скоро вернётся обратно. Глядишь, вспомнит что-нибудь похлеще Мехтодия, с намёком. От одного Мехтодия кончики ушей стали горячими.
Что же делать?
Безнадёжно посмотрел на стены хаты.
И глаза его зацепились за фотокарточку, где отец стоит выпрямившись, глядит испуганно, руку засунул в карман…
Юра даже вздрогнул от неожиданной мысли. Сколько тогда было отцу? Лет, наверное, пятнадцать? Уж не прячет ли он в кармане пачку папирос?
Прищурил глаз, глянул хитро на отца.
— Тату, — спросил Юра смиренно, — а ты на этой фотокарточке прячешь в кармане папиросы, да?
Отец тряхнул головой, будто споткнулся на ровном месте: не сразу понял коварный вопрос Юры. А когда понял, громко засмеялся:
— Ох и выдумщик! Ох и хитрец ты! Нет, это я деньги зажал — мать дала на фотографию и на новые галоши. Стоял, словно палку проглотил, перед фотоаппаратом, а у самого прямо ноги дрожали — скорее рвануть в лавку за галошами…
Думал остановить разговоры, но ещё больше разворошил отцовы воспоминания. Вот уже стул подсовывает — мол, садись, Юра, расскажу тебе историю этих галош. Впрочем, может, с этими галошами он забудет, с чего начался их разговор. Глянул в отцовы глаза. Да, забудет! Глядишь, вспомнит историю похлеще той, что с Мехтодием, сравнит ещё с каким-нибудь растяпой.
Юра, отодвинув стул, сердито спросил у отца: