Набил куда сколько можно солидола — и писка как не бывало. Ну, а стал ли велосипед легче, посмотрим, когда соберём. Хотя в том, что он полегчал, я не сомневался.
А прокручивания довели меня до отчаяния. Я менял ролики местами, щедро смазывал солидолом пятерик, напрасно пробовал зачищать напильником неподатливые выступы из калёной стали. Все равно нажмёшь сильно на педаль, и ролики, взвизгнув, слетают — прокручивание.
Чем больше я возился с пятериком, тем дальше отплывала от меня фара. Но я, правду говоря, немного и забыл про неё. Перед моими глазами стоял лишь злосчастный пятерик. Неужели я не осилю его?
— На! Может, пригодится.
Я быстро оглянулся, бессмысленно уставился в молоток, который протягивал мне дядька Петро.
Потом взял молоток, повертел в руках. «Уж не стукнуть ли по пятерику так, чтобы он разлетелся на куски?» — появилась глупая, злая мысль.
«Стукнуть, стукнуть…» — зацепилось в моем мозгу. И, ещё толком не осознав, что буду делать молотком, я пошёл с пятериком к верстаку, приютившемуся в углу двора под ветвистой шелковицей. И тут все сразу стало ясным.
Взял шарик, выбил с его помощью на пятерике неглубокую выемку. Передохнул — все-таки сталь! — принялся бить вторую…
Кинулся к велосипеду, мигом собрал втулку. Проехал на велосипеде по двору не очень быстро, но хорошенько нажимая на педали. Победно посмотрел на дядьку Петра.
— А ну, вы теперь!
— Э, с чего бы это я не доверял тебе? Видел сам, крепко давил ты на педали…
Он пошёл к крыльцу, молча отвинтил и снял фару, молча подал. И мне стало немного жаль дядьку Петра: все-таки без фары — большой, красивой, покрытой светлым алюминием — его велосипед будто осиротел… Но это было мгновенным чувством. В следующую минуту я рванулся к плетню. Перепрыгнул бы его сгоряча…
— Юрко! — послышалось сзади.
У меня от неожиданности едва не подломились ноги. Неужели передумал?..
— Юрко! — подошёл дядька Петро. — Есть к тебе один разговор. Нет, нет, — заметил он мой встревоженный взгляд, брошенный на фару, — не о ней. Слушай, не пошёл бы ты ко мне помощником? На время жатвы. Вижу, руки у тебя что надо, голова тоже соображает. Ну и вырос ты за этот год, вот-вот меня догонишь…
Что я мог ответить дядьке Петру?
— А когда?
— Да ещё вдоволь наездишься на велосипеде. Не раньше, — дядька Петро почему-то глянул на небо, — чем через полмесяца, когда погода установится…
Я все-таки перепрыгнул плетень. И ещё запас подо мною остался.
Втиснуть новую батарейку в кобуру для ключей, протянуть от неё проводку до фары было делом нескольких минут.
Куда труднее было дождаться вечера.
Но я таки дождался его, хотя и засветло примчался в парк. Долго носился по пустой аллее, выжидая, пока загустеют сумерки. И наконец щёлкнул выключателем.
Хлопцы съехались уже в полной темноте. Оказалось, рыбу ловили в пруду.
А ночь выдалась будто на заказ! Ни луны, ни звёзд! Сплошное чёрное небо упало на землю, накрыло все огни. И моя фара сияла, пронизывала мрак тонким голубым кинжалом!
Я летал с хлопцами по аллее, ничего не замечая, кроме этого волшебного кинжала да ещё девчат, рассыпающихся во все стороны от света и заливистого звонка, и, наверное, ещё долго потом стояли они на месте, ослеплённые, оглушённые…
Как ни быстро, как ни лихо носился я на велосипеде, а беда не сводила с меня своего недоброго глаза… И помог ей Микола Хивренко, помог, и в мыслях того не держа.
— Хлопцы, — сказал он, едва мы остановились передохнуть, — Я, когда ехал сюда, видел: сторож с бахчи, тот Салко, который и до сих пор ходит в бараньей шапке, поковылял к буфету. Может, проскочим на бахчу — он из буфета не скоро выйдет. А если и выйдет скоро, то будет добираться до своего шалаша долго…
Он ещё не закончил свою длинную ненужную речь, а мы уже вскочили в сёдла. Я вырвался вперед, так как чувствовал, что сегодняшний день надо завершить чем-то необыкновенным.
Пошёл холодный, какой-то нудный дождь. Однако он не отбил у нас охоту к отчаянной езде за вчерашний светлый день солнце чисто подобрало воду, даже маленьких луж не осталось.
Зато на дороге остались ровные широкие колеи, укатанные машинами. По ним ехать лучше, чем по асфальту.
Но мчаться надо на полную катушку. Иначе будешь плестись в хвосте колонны.
И мы рванули. Я никому не уступал лидерство, стрелой разрезал вечерний прохладный воздух.
И впопыхах долго не замечал своего позора. Пока не услышал смех хлопцев и не обернулся.
Визжали, пищали, бесновались динамки. Лучились светом фары, далеко разгоняя застоявшийся мрак. Лишь с моей фарой случилось что-то непонятное: она мигала жёлтым немощным глазом… Вот те раз!