Наступал вечер, солнце, отгороженное от навеса стеной ив, поливало отроги Байсун-тау киноварью заката. Над водой жара почти не ощущалась, дыханье канала освежало. Уракджан, пригласивший Ильхома и его гостей, оставил их одних.
— Ну, как, — спросил Абдукаримов, — даст район нынче пятьдесят тысяч тонн хлопка?
— Не дадим, Халик-ака, — признался Ильхом. — Я не буду оперировать цифрами и прочими выкладками, вы сегодня все видели сами, просто знаю, что обязательства не осилим, чувствую. Так зачем же обманывать вас и… себя?! Обещая что-то, я обязан исходить из реальных обстоятельств. Если чулиабадцы сумеют дать плановых сорок две тысячи тонн, можно считать, что они сделали все возможное и… невозможное!
— Спасибо за откровенность, — поблагодарил Абдукаримов.
— Но наш район, — сказал Ильхом, — с его большими плантациями хлопчатника — настоящий полигон для испытаний инженерной мысли. Здесь можно более эффективно использовать технику, перевести все хлопководство на комплексную механизацию. Иначе тут и нельзя, Халик-ака. Если мы хотим чего-либо добиться завтра и впредь, мы сделаем это, только опираясь на мощь техники. Людей, сами знаете, у нас не шибко, так что нам волей-неволей придется этим заняться вплотную.
— А что намечаете в перспективе? — спросил Абдукаримов.
— Планов достаточно, — ответил Ильхом. — Сейчас у нас средняя урожайность хлопка примерно двадцать восемь центнеров при плане двадцать четыре. Однако в районе немало бригад, которые получают по пятьдесят центнеров. Та же бригада Атамурада Худайназарова… Сегодня она объединяет целое отделение, состояние хлопчатника в ней, пожалуй, лучшее в районе, так что они дадут по сорок пять. Если бы нам удалось довести среднюю урожайность хотя бы до сорока центнеров, то Чулиабад смог бы производить восемьдесят тысяч тонн.
— Я заметил, что в районе очень много пустующей земли, причем вдоль каналов и оросителей, — сказал Абдукаримов. — Надо подумать, как ввести ее в севооборот. Мы не можем позволить себе такую роскошь, когда земля рядом с водой бесплодна, нам же приходится затрачивать миллионы на освоение новых.
— Думаем и над этой проблемой, — доложил Ильхом. — С осени начнем приводить эти площади в порядок. Будем выращивать зерно и кукурузу на зерно. Животноводство в районе слабенькое, даже собственные нужды в мясе и молоке не обеспечивает. Хотим резко увеличить поголовье общественного стада и повысить его продуктивность. А пока, конечно, сделать все возможное, чтобы выполнить задания нынешнего года.
— Хорошо, но учтите, товарищ секретарь, — сказал Абдукаримов, — потенциальные возможности района очень большие, и мы, то есть обком партии, не позволим, чтобы они оставались неиспользованными. Генеральная линия нашей партии, как было отмечено на последнем съезде, направлена на то, чтобы полностью удовлетворить потребности народа во всех продуктах питания. Наша область — благодатный край. Такого солнца, как здесь, нигде в республике нет. Воды… Смотрите сколько ее течет в Амударье! Мы, наверно, обратимся в ЦК, чтобы нам помогли трубами, построим маленькие насосные станции, и они по трубам будут подавать воду на поля вашего района. Потом… мне не понравился пейзаж Чулиабада, если откровенно. Одни хлопковые поля и ничего больше. Скучно. Нужно разводить сады, озеленить придорожные участки…
Издревле год Змеи считается самым неблагоприятным в календаре мусульманского летосчисления, разделенном на циклы по двадцать пять лет. В каждом цикле он повторяется дважды — через двенадцать и через тринадцать лет, и всякий раз дехкане ожидают его приход с суеверным страхом. В дореволюционную пору он приносил в дома крестьян голод, гибли люди и скот, трава выгорала ранней весной, только появившись на свет, злаки на богаре сгорали полностью, реки мелели, потому что в горах мало выпадало снега. Год Змеи — это засуха, пыльные бури и иссушающие гармсели.