И Ильхом еще раз порадовался своей проницательности — хорошо, что не послушался он председателя райисполкома Уразова, предложившего построить за счет одного из совхозов новый дом, комнат эдак на восемь — десять.
— Комхозовские дома в районе, в основном, двухквартирные коттеджи, — сказал тогда он, — первому секретарю райкома неудобно жить в таких.
— Почему? — удивился Ильхом.
— Что, район настолько беден, что не может создать сносных условий своему первому секретарю?
— Дело ведь не в этом, Суяр-ака, — сказал Ильхом. — Выделяйте мне рядовую квартиру, хотелось бы, чтобы соседи были добрыми людьми.
— Ладно, поищем, — пообещал Уразов.
— Я не спешу, но не забывайте, что у меня жена и сын.
— Хоп.
Вот так они оказались соседями с этими милыми стариками. Вспомнил историю с получением квартиры, и Таиров пришел на память.
— Нелегко ему сейчас, — сказал Уразов, — многие вчерашние друзья отвернулись, забыли дорогу в его дом.
— Значит, они не были друзьями, — сказал Ильхом. — Я знаю, что Джурабай-ака не из слабых людей, он найдет в себе силы вернуться к работе.
Спустя несколько дней после того разговора Таиров пришел в райком. Шло заседание бюро, и Ильхом сразу не смог принять его. Но тот не ушел, дождался конца. Ильхом знал, что Уразов продолжает дружить с ним, и догадался, что сейчас Таиров пришел потому, что тот передал ему содержание своего разговора с ним, Ильхомом.
— Не затянулся ли мой отпуск? — сказал Таиров, поздоровавшись.
— По-моему, да, Джурабай-ака, — согласился Ильхом. Он вышел из-за стола и сел напротив него за приставным столиком.
— Я тоже так подумал, — произнес гость, вздохнув.
— Какие у вас планы? — спросил Ильхом.
— Знаете, я — учитель. До войны еще им был и, вернувшись с фронта, года три, пока не взяли в райком инструктором, преподавал историю в старших классах. Если есть возможность, пошлите меня в школу рядовым учителем.
— Сейчас узнаем, Джурабай-ака. — Ильхом пригласил заведующего районо.
— В любой школе райцентра найду место, — сказал тот.
— Нет, — сказал Таиров, — здесь я не хочу работать. Направьте меня в самый дальний совхоз. Чтобы вдали от «шума городского», как говорится, подумать о жизни, о ее превратностях.
«Наверно, нелегко принимать такое решение», — подумал Ильхом. Но оно и обрадовало его. Обычно люди, облеченные властью и вдруг лишившиеся ее, теряются, а Таиров нашел в себе силы не сломаться.
— Есть место в совхозе «Чегарачи», — неуверенно произнес заведующий районо, видно, боясь обидеть Таирова. — Но это же у черта на куличках!
— Далеко, — согласился с ним Ильхом, — мы можем предложить более подходящее место. Там школа, насколько я знаю, новая, только в прошлом году начала работать, так что идет пока становление коллектива.
— Вот это по мне, — вмешался в разговор сам Таиров, — надо начинать опять с нуля.
— Тогда поедете директором, Джурабай-ака, — сказал Ильхом, — раз вам хочется трудностей, пусть они будут настоящими!
— Спасибо за доверие, — тихо произнес тот и спросил: — Слышал, что вы поселились в комхозовском коттедже?
— Очень хорошо устроился, — ответил Ильхом.
— Может, перейдете в мой дом, он тоже, кстати, принадлежит комхозу.
— Живите, пожалуйста, на здоровье сами. Никто на него не претендует!
— Нет, прошу принять его. При нем сад на полгектара разбит, водопровод подключен к центральной магистрали, летняя душевая есть. Мне с женой этот десятикомнатный особняк абсолютно ни к чему, дети выросли, разъехались.
— Где же вы собираетесь жить-то?
— В совхозе. Это не дело, когда живешь в одном месте, а на работу ездишь за тридцать километров, производительности не будет, да и чувствуешь себя временным.
— Успехов вам! — Ильхом встал и крепко пожал ему руку. Проводил до двери.
— Может, еще один детсад откроем? — спросил заведующий районо, имея в виду дом Таирова. — Заявлений сотня, а возможностей нет.
— Вносите предложение, — ответил Ильхом. — Я голосую «за».
На том и остановились. Таиров уже на следующий день уехал в «Чегарачи», вскоре забрал и семью. До начала учебного года было полтора месяца, можно было и не спешить, но Ильхом понимал Таирова — человек, привыкший работать, не может сидеть без дела, безделье для него — самая страшная пытка. В его прежнем доме открыли детский сад на пятьдесят мест…
…Ильхом собрал мантышницу и водрузил на место, решив сегодня же найти время и вручить ее Ойдын-холе. Побрился, убрал постель, оделся. На дворе было уже совсем светло, но день ожидался ветреным, пыльным. В дверь постучала хола.