Артык и Пулат, сидевшие в кругу своих друзей на супе, вскочили мигом, но раньше них это сделал Хамид.
— Разберемся, ота, — пообещал Артык и первым вышел за ворота. За ним последовали Пулат и Хамид.
— О, аллах, — воскликнул мулла, — чем мы тебя прогневили?! Зачем ты такие напасти посылаешь на бедные головы своих рабов?! Что начало твориться в этом мире? — вопрос был явно задан юзбаши, а не богу.
— Если бы я знал, — вздохнул Сиддык-бай. — Помню, еще в юности я слышал от одного божьего человека, что перед концом света настанет время больших смут и беспорядков. Брат будет убивать брата, отец пойдет против сына и наоборот. Матери и сестры превратятся в развратниц, а в небе будет носиться молния и беспощадно косить людей. Земля перевернется, и все, что растет, течет, стоит на ней, полетит в черную пропасть. Кажется, это время наступает.
— Ходят слухи, что зять светлейшего не сумел справиться с гяурами и его хотят отстранить от должности главнокомандующего. Вы не слышали ничего об этом, таксыр?
— Что вы, бай-бобо?! Такого никогда не случится! Ибрагимбек храбрый воин, говорят, и умный сардор. К тому же он зять эмира. Такого урусы не одолеют!
— Дай ему, аллах, сил для праведных своих дел, — вскинул руки к своему лицу мулла, — оумин!
Во дворе снова появился Хамид.
— Измена! — крикнул он. — Идемте скорее туда, бай-бобо!..
Площадь была заполнена людьми. Вместе с жителями кишлака тут находились и джигиты Сиддык-бая, только они держались особняком, разбившись на несколько групп. На супе возле мечети, где в теплые летние вечера собираются старики на намаз, стояли Артык и Пулат, а напротив — Кудрат. Возле него, как страж, стоял Хамид.
— Не нужно обманывать народ, Кудрат, — кричал Артык. — Разве гяуры хорошие люди?
— Конечно, — простуженным голосом подтвердил Кудрат.
— Гяуры едят свинью, она у них считается самым лучшим животным. Выходит, что из нечистого рта появляются нечистые слова. А ты им веришь, да еще и правоверным голову морочишь.
«Проповедь муллы упала на благодатную почву, — подумал Сиддык-бай, слушая сына, — и это хорошо, она усилит его ненависть к неверным».
— Я не видел, какое мясо они едят, — упрямо произнес Кудрат, — но всегда буду повторять то, чему был свидетелем. Они никого не трогают, наоборот, помогают вдовам и сиротам, кормят и одевают их.
— Свининой? — с ухмылкой переспросил Артык.
— Кроме мяса, есть еще много съедобных вещей, — ответил тот, — хлебом, например, досыта. Чаем. Кто не верит мне, пусть поедет сам туда и спросит у жены Хушбака-ака и его дочерей.
— Так это ты, сын ослицы, осмелился ослушаться меня? Негодяй! — крикнул издали Лутфулла-бай и сквозь толпу протиснулся к нему. — И я вскормил тебя, сироту?! Скорпиона на своей груди вскормил!
— Вы с меня, бай-бобо, — смело ответил Кудрат, — семь шкур за это время содрали! Разве не правда? Где я все время спал? В овчарне, с вашими баранами, как пес стерег их. А что я ел? Объедки с вашего дастархана. Все ваши слуги так живут. А там… — Он кивнул головой в сторону долины, — бедняки уже начинают понимать, что они тоже люди! Землю им стали раздавать. Разве это плохо?
— Шайтан тебя попутал, — едва сдерживая гнев, произнес Артык и повернулся к толпе: — Люди, его шайтан попутал! Иначе он не стал бы расхваливать самых заклятых врагов мусульман!
— Не расхваливаю, байвачча, а рассказываю о том, что сам видел, — громко ответил Кудрат.
— Ты ослеп, почтеннейший, — рассмеялся ему в лицо Артык, — и перестал отличать добро от зла. Может, ты им продался и стал лазутчиком, а?
Эта мысль так понравилась ему, что он тут же стал убеждать других, что Кудрат продался гяурам, изменил исламу. Значит, и обязан понести достойную кару.
— Не спеши, — сказал Сиддык-бай сыну, поднявшись на супу. — Расскажи-ка, Кудрат-палван, что же там ты увидел, в долине.
— Я не бахши, чтобы тысячу раз повторять одно и то же, — ответил парень. — Людям я уже все рассказал. И сыновьям вашим рассказал, спросите у них, бай-бобо. Вам я скажу другое. Гость в первый день золото, во второй — серебро, в третий — медяшка, а в четвертый… лягушка.
Сиддык-бай понял его. Джигитам указывали на дверь. Он и раньше слышал, что в кишлаке кое-кто недоволен их затянувшимся пребыванием, а теперь это было сказано без обиняков. И словно бы в подтверждение этого, загудела толпа, посыпались упреки:
— Правильно, Кудрат, правильно!
— Пусть убираются из Каратала!
— Нам и своих ртов хватает!
— Скоро и кошек не останется в кишлаке, потому что овец и коз почти всех съели!