Гости и Энвер-паша приняли приглашение бека и прошли в его юрту. Сели на мягкие курпачи, образовав полукруг. Бек приказал подавать, и зиёфат начался. Поначалу он проходил чинно и степенно, с соблюдением дворового этикета, а когда хозяин и гости порядком захмелели от шербета и кумыса, разговор стал непринужденным.
— Военное дело, господа, — сказал паша, — это повседневная тяжелая работа. Если солдат долго не работает, он теряет свои основные качества — меткость в стрельбе, твердость руки. А с такими солдатами сражения не выиграешь.
Ибрагимбек понял, в чей огород камушек. Действительно, вот уже несколько недель свыше пяти тысяч хорошо вооруженных людей рвутся в бой, но вынуждены бездельничать, потому что командующий не решил, что предпринять. Чем он занимался все это время? Вел праздную жизнь. Ведь бек решил создать тридцатитысячную армию, такую, чтобы была похожа на сомкнутые пальцы громадной руки. Тогда и воевать можно по-настоящему. Но и этот турок прав, тут никуда не денешься. Нельзя воинам сидеть без дела, зарастут жиром.
— Вы правы, уважаемый назир, — сказал он, — воин обязан воевать. А посему завтра же утром все мои войска выступят в поход против неверных. Я сам поведу их и через день очищу Душанбе от большевиков.
— Душанбе хорошо защищен, ваше сиятельство, — предупредил Энвер. Он дал понять беку, что очень хорошо осведомлен о положении в этих краях. — К такой операции нужно тщательно подготовиться.
— Тохсаба, — крикнул бек, полуобернувшись, — численность душанбинского гарнизона?
— Пятьсот человек, Много пулеметов.
— Э-э, пулеметы-мулеметы, — отмахнулся бек, — что они могут сделать против лавины в пять тысяч сабель? Я возьму этот вшивый кишлак за два часа!
— Пусть вам аллах ниспошлет удачу, — пожелал Энвер-паша. Беку показалось, что тот снисходительно улыбнулся…
Артыка пригласили к беку после вечернего намаза. Солнце уже стояло почти у самого горизонта, и парень издали увидел в его косых лучах облако пыли. Кровавое это было облако. У входа в юрту стояли два стражника. Они пропустили его молча, вероятно, были предупреждены. Внутри юрты было темновато, но, судя по гомону, многолюдно. Артык припал на одно колено тут же у входа, приложил руку к груди и, склонив голову, скромно поздоровался. Тут соблюдался дворцовый этикет, и Артык был предупрежден об этом.
— Доблестный воин ислама Артык-бек, сын славного слуги нашего почтеннейшего Сиддык-бая! — громко объявил распорядитель.
Глаза Артыка привыкли к полумраку юрты. Бек сидел в дальнем углу на шелковой курпаче. По обе стороны от него сидело несколько мужчин в богатой одежде и стального цвета шелковых чалмах. Бек был примерно одного роста с Артыком, только шире в плечах. Ему показалось, что лицо командующего покрыто оспинками, а глаза чуточку прищурены. Одет он в парчовый халат, обут в сафьяновые сапоги. Услышав приветствие Артыка, все замолчали.
— Ваалейкум, джигит, — ответил бек. — Слышал о вашей доблести под Байсуном, очень рад. Надеюсь на вашу удаль и в будущем.
— Готов служить под вашим знаменем до самой своей смерти, ваше сиятельство, — подобострастно произнес Артык и встал, чтобы уйти. Но бек поднял руку, что означало «не спеши».
— Расскажи, джигит, о делах своего отца, да продлит аллах его дни, почтенного моего друга Сиддык-бая. Слушаем тебя все мы.
Артык рассказал об отряде. О его делах после байсунских событий и где он находится сейчас. Чем занят.
— Как относится к отряду чернь? — спросил бек.
— Думаю, неплохо, ваше сиятельство. — Спросил сам: — Разве это так важно, ака? Мы боремся за свою веру, за то, чтобы гяуры не оскверняли святую Бухару. И все в отряде думают так!