— Мы не знаем имен, — выкрикнули из толпы, — только пусть вернут обесчещенных жен и дочерей живыми! О, аллах, откуда ты прислал в наш кишлак такую банду?!
— Найдите Хайитбека, — приказал бай, сделав вид, что не расслышал упоминания о банде, хотя оно больно задело его самолюбие. Он решил поручить плешивому разобраться со всем этим и достойно наказать виновных.
— Ха-ха, — усмехнулись в толпе, — найдете вы своего плешивого ублюдка! Он ведь сам охотился за молоденькими девушками!
Не зная, что же делать дальше, потому что на дворе полночь, кого сейчас найдешь, Он решил отложить расследование до утра и объявил об этом людям. Но те стояли на своем и требовали немедленного наказания насильников.
— Я понимаю ваш гнев, — сказал бай еще раз, — но и вы поймите меня. Кого и где я сейчас найду, если здесь я впервые и еще не успел как следует познакомиться с кишлаком. Обещаю вам, что виновные понесут достойное наказание, по обычаям дедов и отцов, так, как того требует шариат…
Но ни утром, ни на следующий день Сиддык-бай не смог заняться расследованием, потому что в кишлак шли и шли новые люди, и его голова была забита тем, как наилучшим образом использовать их, как вооружить. По его приказу были изъяты все мильтыки охотников. К тому же Юсуф-бай… Он, как специально, каждый день закатывал зиёфаты в честь бая и именитых людей отряда, не скупился на выпивку. Тут некогда было голову почесать, не то чтобы жалобами заняться. Вот и на третий день вечером Сиддык-бай предавался веселью, и тут…
Далеко внизу грянул выстрел. Эхо его прокатилось по окрестным скалам и громом возвратилось в кишлак. За ним последовал второй, третий… Затарахтел пулемет. Над двором засвистели пули. Вскоре после первого выстрела влетел джигит на коне.
— Гяуры, бай-бобо, — крикнул он, — окружили кишлак!
Но это сообщение оказалось неверным. Кавдивизион, спешившись на подступах к Сассык-кулю, разделился на три группы, одна из которых бесшумно, насколько это возможно на каменистой дороге, двигалась прямо к Кояташу, а две другие пошли в обход. Они должны были подняться на соседние адыры и зажать банду в клещи. По вспышкам выстрелов Сиддык-бай определил, что дорога на джайляу пока не занята.
— Как тебя, джигит, зовут? — спросил он оказавшегося рядом парня.
— Батыр, бай-бобо.
— Так будь достойным своего имени, йигит. Сообщи всем, чтобы отходили наверх, в сторону джайляу. Если будет на то воля алллаха и мы сумеем отступить в горы, там нам никто не страшен. Скачи!
Джигит бросился выполнять приказ. А рядом с баем оказались приближенные его и Пулат.
— Пусть аллах наполнит ваши сердца храбростью, друзья! Смело в бой!
А стрельба усиливалась. Сиддык-бай поехал к Кояташу, где все еще тарахтел пулемет. То там, то тут уже валялись трупы убитых джигитов, слышались стоны раненых. «Сейчас самое главное спокойствие, — убеждал себя бай, — от этого зависит успех. Если я сам проявлю трусость или растерянность, русские перебьют нас, как цыплят. Паника в таком случае равна самоубийству!»
— Слезьте с лошади, ота, — предложил Пулат, ни на шаг не отстававший от него, — не дай бог, шальная пуля угодит!
Сиддык-бай внял совету и, спрыгнув с седла, повел коня в поводу.
— Надо уходить, бай-бобо, — сказал Хайиткаль. Он появился из-за поворота улицы. — Русские окружают нас. Взять пулемет и уходить, пока не поздно!
— Спокойнее, Хайитбек, — произнес бай. Он был уверен, что красноармейцы не смогут ворваться в кишлак. — Надо разобраться в обстановке!
— Пока мы будем разбираться, нас перебьют!
— Что ж, тогда нужно умереть достойно, — сказал бай. И добавил: — Гяуров, мне кажется, не так уж и много, бек, чего вы волнуетесь? — И словно бы в подтверждение этого на главной дороге стала стихать стрельба.
— Двести всадников и два пулемета, бай-бобо! — напомнил ему Хайиткаль.
— Откуда ты знаешь?
— Верные люди из Юрчи сообщили. Но у них сообщников в кишлаке хватает, бай-бобо. Мне кажется, что дурадгор со своими друзьями затевает измену, хочет ударить в спину!
«Не надо было ожесточать их, — подумал бай, — насиловать жен и дочерей. Кто может такое простить?»
Бой затих повсюду. Это говорило о том, что красноармейцы, не сумев взять кишлак с ходу, теперь до утра ничего не предпримут.
Наступила какая-то странная тишина, словно бы все остановилось и замерло. Жуткая тишина! Лишь иногда где-то за дувалом слышались стоны раненых да храп лошадей. Ночь, как случается перед рассветом, стала совсем непроглядной, звезды погасли.
— Позаботьтесь о том, Хайитбек, — сказал он, возвращаясь в михманхану, — чтобы дорога на джайляу была в наших руках. Поставьте там пулемет и побольше людей. А у Кояташа пусть останутся самые лучшие мергены.