— Чай вам сделать, Ильхом-ака?
— Если нетрудно, — произнес он и спросил: — Давно в райкоме работаете?
— С тех пор, как район организовался.
— А я тут в прошлую зиму был, не видел вас, — сказал Ильхом.
— В декабре?
— Кажется.
— Я в отпуске была.
— Можно один деликатный вопрос?
— Пожалуйста, вы же нас всех должны знать, — ответила она.
— Всех, но, наверное, не всё, а?
Оксана пожала плечами.
— Простите, мне показалось, что в вас есть что-то неузбекское, кроме имени. Или я ошибаюсь?
— Мама у меня украинка.
— Ясно. Она с вами?
— Что вы! Уехала, когда мне и трех месяцев не было.
— Почему?
— А кто ее знает. Отец об этом не любит вспоминать.
— А он где у вас?
— В Ходжа-кишлаке, что на берегу Сурхана. Это в Джаркурганском районе. Не слышали?
— Нет. Знаю, что там все кишлаки вдоль реки стоят, то слева, то справа.
— Верно.
— Ладно, Оксана, давайте свой чай и не думайте, что я прокурор. Да, — вспомнил он. — Пригласите ко мне, пожалуйста, начальника ПМК, председателя райпотребсоюза и руководителей ОРСов. Появится товарищ Разыков, пусть зайдет.
— Хоп.
«Каких только судеб нет на земле, — подумал он. — Вот и еще одна, покрытая тайной».
Когда Оксана занесла чай, Ильхом спросил:
— Вы пригласили товарищей?
— Никого не нашла, Ильхом-ака. Председатель райпотребсоюза сидит уполномоченным где-то, начальники ПМК, сказали, выехали по объектам, а ОРСов… их, оказывается, пригласили в Термез.
— М-да. А Разыков?
— Он уже пришел. К нему Гульбека Шариповна зашла, но я передала вашу просьбу.
— Отлично, пусть зайдут оба. Если не очень заняты, конечно.
— Хоп…
Гульбека Каримова была сверстницей Ильхома, училась в одной с ним школе, только в параллельном классе. Ильхом после школы ушел в армию, а она стала работать инструктором в райкоме комсомола и одновременно училась на заочном отделении пединститута в Термезе. Пока Ильхом был в институте, она успела выскочить замуж, три года проработать первым секретарем райкома комсомола, возглавив в районе движение девушек-механизаторов. Года два назад вот тут же на целине, кажется, собрала около пятисот тонн хлопка и была награждена орденом Ленина. Когда организовался район, вернее, немного позже, ее избрали секретарем по идеологии райкома партии. Теперь это была полная, выглядевшая гораздо старше своих тридцати пяти лет, женщина, мать пятерых детей.
— К вам можно? — спросил Разыков, приоткрыв дверь.
— Прошу. — Ильхом встал из-за стола. Поздоровался с ним и с Каримовой за руку. Пригласил к столу.
Установилось неловкое молчание. Разыков и Каримова, видимо, не знали пока, как вести себя с новым первым секретарем, хотя в его бытность инструктором обкома, конечно же, встречались с ним, беседовали, и так далее. Но… одно дело инструктор, и другое — непосредственный начальник. Чтобы приспособиться к нему, время нужно, а прошла-то всего одна ночь. И Ильхому… Честно говоря, еще раньше, когда учился в ВПШ, он не раз представлял себе, с чего начнет свою деятельность, если судьба сделает его первым секретарем райкома. На первом месте у него, помнится, стоял регламент на заседаниях и различных совещаниях. Вот и спросил он, как они проходят в Чулиабаде.
— Как везде, — пожал плечами Разыков. — Бывало, что бюро до полуночи затягивалось. Начиналось утром в десять.
— Нам нужно изменить такой порядок, — сказал Ильхом. — Попробуем ленинский стиль применить на практике. Докладчику на заседании бюро дадим три минуты, как делал Владимир Ильич на заседаниях Совнаркома. Две минуты — содокладчику. Минуты четыре тем, кто будет выступать с трибун совещаний и собраний активов. Принимается?
— А что можно сказать за три минуты? — удивилась Каримова.
— Наверно, не меньше, чем говорили в свое время наркомы. Самое важное.
— Если бы люди знали, где оно, это важное! — сказал Разыков.
— А вот этому их нужно учить, Ахмат-ака. Выбирать самое главное. Учить будем личным примером, так, я думаю, будет лучше.
— Ох, и трудно нам будет! — воскликнула Гульбека.
— Легкого хлеба не бывает, — ответил Ильхом и вдруг почувствовал, что тон его обретает жестокость. Он смутился: — Извините, пожалуйста, вы эту истину и без меня знаете. Но мне хочется, чтобы мы сами относились ко времени с огромным уважением и научили это делать других. Тогда и дисциплина подтянется.
— Разве мы против, — сказал Разыков, — понимаем, что пустая болтовня только расслабляет, а потом это и на работе сказывается.