Мы остановились. Они следили за нами злыми, ненавидящими взглядами, но с места пока не двигались. Видимо, всё-таки не решались нападать посреди людной улицы, при свете дня и большом числе свидетелей.
— Их только двое? — уточнила я.
— Кто их знает, — отозвался Ярослав. — Может, двое. Всё-таки за то время, что они за нами гонялись, их ряды малость поредели. А может, в переулках ещё десяток солдат дожидается.
— Почему ты говоришь "солдат"? — спросила я.
— Да потому что сдаётся мне, что я знаю этого, оранжевого. — В голосе Ярослава не прозвучало радости от встречи со знакомцем. — И коли так, мы по-прежнему имеем дело с солдатами из Велиграда, только в штатской одежде. Всё-таки демон к нашей поимке подошёл крайне серьёзно.
— Это внушает оптимизм. Значит, он нас действительно боится.
За спиной послышался цокот копыт, и из-за угла выехала карета. На козлах, помимо кучера, сидел ещё один человек; третий расположился на запятках. По тёмной одежде сопровождающих невозможно было установить их принадлежность к какому-то определённому двору; на карете также не было никаких опознавательных знаков, а окна оказались плотно занавешены.
Мы посторонились, пропуская экипаж, но, поравнявшись с нами, кучер резко натянул поводья. Карета остановилась. Нас мгновенно обступило несколько человек в чёрной одежде; помимо двоих, соскочивших с козел и с запяток, ещё двое выскочили из самой кареты.
— Господа, мы очень рекомендуем вам проехать с нами, — вежливо, но тоном, не терпящим возражений, произнёс один из них. — Уверяю вас, вам не сделают ничего плохого.
Особого выбора у нас не было; к тому же глупо было бы из двух зол выбирать более скорое. Сев в карету, мы как минимум уйдём от оранжевого приятеля Ярослава. Если всё это не одна и та же компания, конечно. Но это казалось маловероятным. Поэтому мы последовали настоятельной рекомендации и забрались в карету. Один из похитителей сел вместе с нами; остальные остались снаружи и, видимо, снова устроились на запятках и рядом с кучером.
— Давай быстрее! — крикнул кучеру один из тех, кто остался снаружи. — Так, чтобы эти пешие не угнались. Будут цепляться, так бей хлыстом!
— Сделаем, — отозвался кучер.
Карета тронулась с места, быстро набирая ход. Слегка приоткрыв занавеску, я увидела озадаченные лица наших преследователей, мимо которых мы как раз проезжали. Не удержавшись, я послала им воздушный поцелуй.
— Будьте любезны, задёрните занавеску.
Всё тот же тон, предельно вежливый и не терпящий возражений. Больше за время езды мы не услышали от нашего сопровождающего ни слова.
Когда карета, наконец, остановилась, и мы вышли наружу, уже начинало смеркаться. Перед нами распахнули низкую дубовую дверь и, не дав толком оглядеться, повели вниз по ступенькам. Спустившись до конца лестницы, мы оказались в тёмном сыром коридоре с многочисленными дверями, которые тянулись с обеих его сторон. Сопровождающий отпер одну из них, пропустил нас внутрь, а затем вошёл сам и зажёг висевший на стене факел. После чего вышел и запер за собой дверь, так и не произнеся ни слова.
Первым делом мы огляделись. Помещение было относительно просторным, но факел худно-бедно освещал только одну его половину; другая половина тонула в густой темноте. Во всяком случае перед нами стояло несколько стульев. Они не казались слишком удобными, но как минимум не придётся сидеть на холодном полу.
Я с размаху плюхнулась на стул и устало взъерошила и без того растрепавшиеся волосы.
— Ну что, дорогие мои соратники, кто-нибудь из вас может сказать, во что мы вляпались на этот раз? — поинтересовалась я.
— По-моему, этого уже никто не сможет сказать, — сердито пробурчал Ярослав. — Даже сами Близнецы взирают с небес в недоумении.
— Да, и смотрят с эдаким интересом: что же с нами ещё такое странное приключится? — продолжила Дара.
— Вы, ребята, богохульствуете, — констатировала я.
— Он первый начал, — поспешно сказала Дара.
— А вот ябедничать нехорошо, — отрезала я.
— А что же, если он действительно первый начал, я, что ли, должна отдуваться?
— Дара, запомни, — мой голос звучал монотонно и размеренно, что позволяло экономить силы, — отдувается не тот, кто первый начал, не тот, кто совершил проступок, и даже не тот, кто послужил его идейным вдохновителем. Отдувается всегда тот, кого правильные люди избрали козлом отпущения.
— Это вроде как нас сейчас? — поинтересовалась она.
— Понятия не имею. Я вообще не понимаю, кем нас избрали и чего от нас хотят.