– Вы спите в одной кровати? – уточнил Виктор Андреевич.
– Ну да, – ответила Машка, – он же мой дядя.
– Но вы не?.. – смутился Виктор Андреевич.
– Фу, нет, конечно, он же мой дядя, – скорчила рожицу Машка.
– Тогда давайте жахаться у меня? – предложил выход из сложившейся ситуации Виктор Андреевич, – я живу один.
В глазах Машки был неописуемый восторг. Видимо ей нечасто встречались мужчины, способные решать возникающие проблемы, быть крепкой опорой и надежным плечом. Настоящие, в общем, мужчины.
А еще Виктор Андреевич заметил, что под платьем у Машки ничего не было.
– А давайте может быть, прямо сейчас сходим ко мне, я вас один разочек жахну, а потом встретимся снова, как договаривались, в полночь, а?
– Вы шалун, – закокетничала Машка, и на ее щеках появились ямочки.
Витя, занимавшийся раньше кузовным ремонтом, представил, как он легко выправляет эти ямочки членом с внутренней стороны щеки.
– Но сейчас я не могу. Дядя сказал, что меня выбрали королевой вечера, и мне нужно будет поучаствовать в одном ритуале. Но после него я вся ваша.
В это время трое официантов, кряхтя и тужась, ввозили в центр зала огромный хрустальный чан, в котором плескалась какая-то прозрачная жидкость. Стоявшая рядом парочка пенсионеров переглянулась, и дедок вытащил карманные часы на цепочке.
– Почти девять, – скрипуче произнес он, – сейчас начнется.
Его старая спутница явно этому обрадовалась, ее глаза загорелись, и она весьма хищно улыбнулась, обнажив непропорционально большие зубы. Вите второй раз за вечер вспомнилась красношапочная воспитательница с ее «А откуда у тебя такие большие зубы?» и неизменным Витиным «Это ты еще хуй не видела!»
– Я побежала, – Машка поцеловала Виктора Андреевича в щеку и бросилась к центру зала, где весьма высокий седой господин в черном фраке осматривался по сторонам, по всей видимости ища глазами племянницу. Этот румын сразу не понравился Вите, но ведь не его же он собирался ебать всю ночь напролет.
Рядом с румыном стоял дядя Миша, тоже во фраке, и Витя отметил, что дяде Мише определенно шло такое одеяние.
***
– Дамы и господа! – громко произнес представительный старикан во фраке. Он был весьма высок, около двух метров, и очень худ.
– Это он нам, – обрадовалась Олеся. – Наконец-то официальная часть!
– Я покурить, – попытался ретироваться Антон, – все эти речи такие нудные и безмерно меня напрягают.
Но Олеся крепко держала его за рукав.
– Давай послушаем, что он скажет, и потом вместе покурим.
План Антона трещал по швам.
– Ты же не куришь. – Удивился он. – Сама же сказала – «я не курю и не готовлю, только сосу».
– Про курение я соврала, – пожала плечами Олеся.
– Тогда я поссать, – вновь попытался Антон.
– Стоять! – крепко держала его Олеся. – Мы не так часто выходим в свет, чтобы ты меня бросил на растерзание этим степенным пенсионерам с унылыми лицами.
В это время высокий румын начал вещать.
– Я рад представить вам королеву сегодняшнего вечера, мою племянницу, которую по традиции зовут Мария!
Разрумянившаяся Машка вышла в середину, к безымянному дяде и дяде Мише.
Дядя Миша торжественно потянул за бретельки на платье Машки, и оно соскочило вниз. Машка была голая. Она на секунду смутилась, но увидев, что всем в целом похуй на ее наготу, и дядя тоже ведет себя так, словно все идет по плану, успокоилась.
Официант принес маленькую лесенку, и дядя показал Машке, что ей нужно забраться по ней и окунуться в хрустальный чан с прозрачной жидкостью.
Антон не заметил, как рядом с ним опять оказалась каркающая старуха.
– Там, в чаше – водка. Сейчас будет кровавая Мэри!
И она вновь закаркала. Антон увидел, что зубы у нее вроде как выросли с прошлого разговора. Особенно клыки.
– А у меня сиськи больше! – внимательно изучив Машку, удовлетворенно сказала Олеся.
– Ну так ты и старше, – логично пояснил Антон Сергеевич.
В это время Машка уже почти залезла в чан с водкой. Дядя стоял у нее за спиной. За правую руку ее поддерживал Мориц Казимир Бентхайм-Текленбург фон Гюттерсвик, он же дядя Миша, а за левую еще один ряженый мужик со столь же снобистским выражением лица.
Счастливая Машка улыбалась во весь рот. В водке она еще не купалась. По телу пошел приятный холод, сменившийся теплом. Потом дядя надавил ей на макушку и окунул в водку с головой. Машка нахлебалась, ясен хуй, но виду не подала.