– Взятки – это мерзко. – Согласился Антон. Сам-то он занял это место без всяких взяток, по блату.
– Верно, – поддержал друга Валера, – взяточники – отвратительные люди. Так вот, я тут прозондировал общественное мнение – оказалось, многие недовольны политикой Геннадьича. Тянет всякую шелупонь на руководящие должности, без образования, без навыков. Своим карьера закрыта, получается. Непорядок.
– К чему клонишь? – Антон Сергеевич в очередной раз напрягся.
– А к тому, с чего начал разговор – еще годик, и говно начнем есть, потому что всю сметану прихвостни Жидкого слопают.
– Выкладывай, – махнул рукой Антон.
– Снимать надо, – пожал плечами Валерий Робертович.
– Нихуя себе, – присвистнул Антон, – а полномочий хватит?
– Это не мы хотим, – Валера побаловал легкие свежей порцией никотина, – это люди требуют. А что? Имеют право!
– Кто в теме?
– Пока никто. Витьку не могу найти, как сквозь землю провалился, и мобила выключена.
– Охуенный план, – саркастически улыбнулся Антон Сергеевич, – просто охуенный. Сколько денег надо? Сто? Двести рублей? Тыщу? Больше у меня нет.
– Опаньки! – в курилку уверенным шагом ворвался Пися, он же Альберт Сергеевич Писанко, какой-то из младших замов коммерческого директора, он же человек и пидарас. Причем человеком он бывал гораздо реже, чем пидарасом, а конкретно – между первой и четвертой рюмками. Пися был одним из людей Жидкого. – На что деньги собираем? А?
Общаться с Писей не входило в планы друзей, тем более, что по итогам мероприятия Пися тоже должен был вылететь из компании, поэтому они молча вышли.
– Дебилы бля, – подытожил Писанко, но негромко, и когда они уже вышли. Однажды Пися уже получал от Антона Сергеевича по щам, когда на одном из корпоративов решил поднять свой статус методом унижения коллег. С тех пор он стал изворотливей и хитрее. И осторожнее.
Митенька сидел в кресле и ерзал ягодицами по мягкой перфорированной коже. Не то, чтобы ему нечем было заняться, просто ерзать было охуенно. Табличка на его двери громогласно заявляла посетителям «Дмитрий Александрович Голутвин, начальник отдела планирования и стратегического развития». Должность хорошая, а обязанностей по ней не знал никто, в том числе и сам Митенька. Но кабинет был большой, а кресло мягкое. Единственное неудобство, с которым приходилось мириться – не дающая секретарша. Надо будет сказать бате, чтоб ее уволили к хуям. Самому уволить ее как-то не приходило Митеньке в голову.
Было, конечно, еще одно неприятное обстоятельство, которое иногда одолевало Митеньку – Жидкий периодически требовал каких-то отчетов о проделанной работе, результатов, эффективности и прочей никому не нужной хуерги. Но с этим мириться было проще, чем с не дающей Таней. В конце концов, не Жидкий принимал его на работу, не ему и увольнять. Отец, занимающий пост в верхах одной из государственный корпораций, то ли «Россекс», то ли «Госминет», порешал все на самых верхах «ГовноГазНефти», так что у мерзкого Жидкого не было пространства для маневра.
– Дмитрий Александрович, к вам Валерий Робертович на двенадцать ноль-ноль! – раздался Танин голос по громкой.
Митенька глянул на часы – без десяти. Время есть еще.
– Танюш, может, отсосешь? – десять минут для него было с запасом.
– Дмитрий Александрович, это не в моей компетенции, – ответила Таня. Эта сучка умела отшивать мужчин.
Митя попытался вспомнить, зачем к нему пришел аналитик, но так и не смог. Может, просто так, попиздеть. Валерий Робертович имел определенный авторитет в глазах Голутвина, скорее всего потому, что в нем тот видел качества, которых сильно не хватало ему самому – мощную харизму, головокружительный успех у женщин при весьма скромном «экстерьере», аналитический склад ума и широкий кругозор. Сам Митенька мог похвастать разве что широким карданом и широким карманом, в котором терялись немалые суммы отца.
– Пусть заходит! – бросил он небрежно и еще немного поерзал жопой в кресле.
Борис Михалыч был уважаемым человеком. Его авторитет был непререкаемым, лицо – серьезным, а зарплата – маленькой. Да и авторитет не во всей «ГовноГазНефти», а только в одном отделе, да и не отделе даже, а так. Он был самым старым сотрудником ЧОП «Пердак», которое плодотворно сотрудничало с корпорацией уже три с половиной года. Борис Михалыч видел тут всякое, правда, самое интересное – когда в здании орудовал Фредди Крюгер – пропустил, ибо спал пьяным в туалете на шестом этаже.
При всем при том опыта ему было не занимать. Борис Михалыч столько раз нажимал на кнопку турникета, сколько у некоторых на голове и волос-то нет. Кстати, сам Михалыч был лысым, как покрышки опытного дрифтера. Его гордостью были усы, пышные, черные, как смоль, и густые шопесдетс. Михалыч бережно вычесывал из них хлебные крошки и капусту из борща после каждого обеда, важно крутил левый кончик, когда принимал серьезные решения, типа кто первым пойдет на обед или не пропустить ли стаканчик на ночь.