- Вы говорите о гражданских учреждениях...
- Да, Военные не входят в наш список.
- Продолжайте. - Дикштейн с удовольствием предоставил Пфафферу излагать ситуацию, чтобы офицер не догадался насколько ограничены знания Дикштейна по этой теме.
- Для примера, - продолжал Пфаффер. - возьмем предприятия, делающие из урановой руды ядерное топливо. Сырье, поступающее на завод, взвешивается и подвергается анализу инспекторами Евроатома. Их данные вводятся в компьютер Евроатома и сопоставляются с информацией инспекторов добывающих предприятий - в этом случае речь может идти об урановых шахтах. Если налицо разница между количеством породы, выданной на-гора из шахт, и тем ее количеством, что поступило на фабрику, компьютер сразу же обнаружит расхождение. Так же оценивается и материал, покидающий предприятие - и по количеству и качеству. Эти данные, в свою очередь, будут сопоставлены с цифрами, поступающими от инспекторов, наблюдающих за использованием ядерного топлива - допустим, на атомных электростанциях. Все отходы на них также взвешиваются и анализируются. Этот процесс контроля и двойной проверки включает в себя и конечное использование радиоактивных отходов. И, наконец, как минимум, дважды в год на предприятиях производится инвентаризация отходов.
- Понимаю. - Рассказ произвел на Дикштейна глубокое впечатление и серьезно обескуражил. Без сомнения, Пфаффер несколько преувеличивал эффективность системы, но, если даже делается лишь половина проверок, о которых шла речь, как можно стащить сто тонн сырья без того, чтобы это не было отмечено компьютером? Чтоб поощрить Пфаффера к дальнейшему разговору, он с восхищением отметил: - То есть, в любой данный момент вашим компьютерам известно местонахождение любой щепотки урана в Европе?
- В пределах стран-членов Евроатома - Франции, Германии, Италии, Бельгии, Нидерландов и Люксембурга. И речь идет не только об уране, но и обо всех радиоактивных материалах.
- Как он транспортируется?
- Все детали перевозок должны получить наше одобрение. Дикштейн захлопнул блокнот.
- Похоже, система в самом деле отличная. Могу ли я увидеть ее в действии?
- Это уже зависит не от нас. В каждой отдельной стране вы должны связаться с руководителями атомной энергетики и попросить разрешения посетить установки. На некоторые из них организовываются туристские туры.
- Не можете ли дать мне список их телефонов?
- Конечно. - Встав, Пфаффер открыл ящик с досье. Дикштейн, решив одну проблему, столкнулся с другой. Он хотел выяснить, в. каком ему двигаться направлении, чтобы найти хранилища радиоактивных материалов, и получил ответ: в компьютерах Евроатома. Но все запасы урана, о которых было известно компьютерам, находились под жестким контролем, который практически не позволял похитить ни грамма.
Пфаффер протянул ему листик. Сложив его, Дикштейн сунул бумагу в карман.
- Благодарю вас за содействие.
- Где вы остановились? - спросил Пфаффер.
- В "Альфе", напротив железнодорожного вокзала. Пфаффер проводил его до дверей.
- Люксембург вам понравится.
- Надеюсь, - ответил Дикштейн, пожимая его руку.
Память порой откалывает странные штуки. Дикштейн понял это еще маленьким ребенком, когда сидел в душной комнатке деда над булочной в Майл-Энд-роуд. с трудом разбираясь в странных начертаниях букв ивритского алфавита. Идея заключалась в том, что в памяти должен был отложиться лишь один образ, который и предстояло запомнить, не обращая внимания ни на что остальное. Чем и занимался Дикштейн, рассматривая лица сотрудников Евроатома.
Секретарши, посыльные и буфетчицы ему не нужны, как и старшие администраторы. Он заинтересован в персонале, занимавшем промежуточное между ними положение, - программисты на компьютерах, управляющие отделами, руководители небольших департаментов, личные помощники и заместители шефов. Для каждого из них он подобрал соответствующие псевдонимы, дающие представления об их характерных чертах: Воротничок, Тони Куртис, Безносый, Седой, Запата, Толстячок.
Он провел еще три дня, так и не сдвинувшись, с места. Наблюдение за Запатой, Толстячком и Тони Куртисом ничего не дало.
Но Воротничок принес ему удовлетворение.
Он был примерно в возрасте Дикштейна. стройный элегантный мужчина в темно-синем пиджаке, с гладким синим галстуком и в белоснежной рубашке с накрахмаленным воротничком. Его длинные волосы, несколько длиннее, чем полагались бы мужчине в его возрасте, седели на висках. Туфли на нем были ручной работы.
Покинув офис, он пересек речку Альзетте и поднялся в старый город. Двинувшись по уходящей под откос мощеной улочке, он вошел в старый дом с террасой. Через две минуты в одном из высоких окон вспыхнул свет.
Дикштейн слонялся вокруг в течение двух часов. Когда Воротничок, наконец, вышел, на нем были плотно облегающие светлые брюки и оранжевый шарф вокруг шеи. Волосы у него на этот раз были зачесаны вперед, что несколько молодило его. и походка у него стала легкой и раскованной.
Дикштейн проследовал за ним до Рюк Дик, где тот нырнул в неосвещенный подъезд и исчез. Дикштейн остался снаружи. Через открытую дверь он не видел ничего, что давало бы представление о пространстве за ее пределами. Уходящая вниз лестница была смутно освещена. Прислушавшись. Дикштейн уловил слабые звуки музыки.
Его миновали двое молодых людей в схожих желтых джинсах и тоже вошли внутрь. Один из них, полуобернувшись, улыбнулся ему и сказал: "Да, это именно здесь". Дикштейн последовал за ними по ведущей вниз лестнице.
Там оказался заурядный ночной клуб со столиками, креслами, с несколькими нишами, с маленькой танцплощадкой и оркестром из трех человек в углу. Уплатив за вход, Дикштейн расположился в нише, скрытой от взглядов Воротничка, и заказал пиво.
Он уже почти догадался, почему тут такая странная атмосфера, и. оглядевшись, получил подтверждение своей мысли: здесь располагался клуб гомосексуалистов. Несколько посетителей пользовались легким макияжем, пара могучих личностей располагалась около стойки бара, а очень хорошенькая девушка держалась за руки с пожилой женщиной в брюках: большая часть обитателей клуба была одета совершенно нормально с точки зрения европейца, и не было ни одного в затрапезном виде.