Судя по довольной улыбке, эти царапины чем-то понравились Аро. На автобусе он доехал до ближайшей к вокзалу столовой, мельком взглянул на часы и уверенно вошел в зал. Несколько столиков пустовало, но Аро предпочел подождать, чтобы занять столик у самого окна. Чемоданчик поместился на подоконнике.
Не меньше часа Аро лениво жевал котлеты, запивая их холодным жигулевским пивом, не проявляя никакого интереса к окружающему. Не произвело на него впечатления даже появление Николая Ивановича, скромно усевшегося неподалеку. Ни один мускул в лице Аро не дрогнул, не изменилось и рассеянное выражение глаз.
Все так же неторопливо Аро покончил с едой, подо звал официантку. Николай Иванович ел мало, оставил деньги за ужин на столике и подошел к барьеру гардеробной одновременно с Аро. Каждый из них протянут, номерок и получил с вешалки свое пальто и шапку. Обе шапки оказались черными. Пока старичок швейцар обмахивал щеточкой пальто Аро, Николай Иванович молча оделся взял шапку Аро и вышел. В свою очередь Аро нахлобучил на голову чужую шапку и тоже вышел, но от дверей повернул в другую сторону.
Остаток вечера Аро провел в городском театре. Во время второго действия заперся в туалетной комнате, извлек из внутреннего кармана чистый листок бумаги, добытый заранее из шапки. Чиркнув спичкой, закурил! Той же спичкой подогрел листок. Написанные симпатическими чернилами, ясно проступили четыре короткие фразы:
«Ожидай Михайлу. Вместе выезжайте в Обручев. Устраивайтесь на работу. Связь по пятницам».
Ни подписи, ни даты.
Второй спичкой Аро сжег записку и смыл легкий пепел.
Несколько позже, перед рассветом, в скором поезде исследовал доставшуюся ему шапку и Николай Иванович. В ней оказались паспорт, военный билет, профсоюзный билет вместе с учетной карточкой, трудовая книжка и письмо на четырех страницах, исписанное убористым мелким почерком Аро.
Пассажиры спали. Никто не тревожил Николая Ивановича, и он не ушел из тамбура, пока не выучил почти наизусть письмо Аро.
Выбирай, Михайла!
Странное чувство раздвоенности испытывал Михайла, проходя по улицам Хабаровска, первого советского города, в который он попал после долгих лет разлуки с родиной. Выполняя указания Николая Ивановича, радист искал работу. Но в сердце у него теплилась необъяснимая надежда, что ему не придется выполнять шпионское задание. «Да минет меня чаша сия!» звучали евангельские слова в душе Михайлы.
Еще в те страшные месяцы, когда он спускался ступенька за ступенькой все ниже в смрадную трясину предательства, Михайлу не оставляла мысль, что его жизнь изменится. Как? Этого он не знал.
Сейчас, внимательно всматриваясь в лица прохожих, наблюдая за детьми, увлеченно игравшими в скверах, Михайла заново обдумывал свое положение.
Незначительный сам по себе эпизод в столовой глубоко взволновал его. Незнакомые люди приняли в нем живое участие, бескорыстно предложили помощь. Как непохоже было это на все, чем он жил долгие годы! Сама атмосфера сердечности, душевной открытости, которую он почувствовал во взаимоотношениях советских людей, показалась радисту сказочной. Где же те угрюмые, подозрительные и запуганные люди, о которых ему говорили перед отправкой? Нет, они совсем иные. Но если ему лгали о людях, то, может быть, такая же наглая ложь и расстрелы, пытки, которым советская контрразведка якобы подвергает всех, попавших в ее руки? Не запугивали ли его попросту мнимыми ужасами?
Михайла не испытывал никакой ненависти к России. Да и с чего ему было испытывать ее? Ведь это он сам позволил запутать себя в грязные сети «ловцов душ человеческих», преступил святые законы верности отчизне.
Не хватало сил вынести надругательства над душой и телом; сломили голод, страх, безысходная тоска. А надо было все претерпеть, хоть ползком, но добираться до родной земли! Своя земля и в горсти мила. А в чужой стороне всяк тобой помыкает. Так и свершился первый роковой шаг…
Час проходил за часом, а Михайла все колесил по городу, широко открытыми глазами глядя на окружающее. Квартирная хозяйка сказала правду. Всюду объявления звали, приглашали, манили: «В отъезд нужен инженер-механик с окладом…», «Крупному строительству требуются каменщики, штукатуры, маляры…», «Краевая контора по оргнабору производит прием шоферов всех классов. Выплачиваются подъемные, проезд, северные надбавки за каждые шесть месяцев работы». Нет, здесь безработица не угрожала никому!