Не могу не сказать, Ланщиков был силён именно тогда, когда спорил, а не тогда, когда брался обличать. В 90-е годы он изменил себе и ушёл в политику. Результат оказался предсказуем – многие его публикации на-полнились атрибутами, далёкими от литературы, и приняли форму агитпослания. Однако в этом жанре он не преуспел.
Поэтому поговорим о том, где он сумел сказать своё весомое слово. Истинный писатель, а Ланщиков им был, уже в появлении своём непредсказуем. Он поздно пришёл в литературу. И если есть такая профессия «Родину защищать», то, сняв офицерские погоны, он и в литературе оставался её защитником.
Он защищал её всегда:
и когда писал об этике и эстетике «исповедальной» прозы,
и когда говорил о деревне и «деревенской» прозе,
и когда показывал, что идеи Чернышевского имеют корни в таящемся в глубинах морального со-знания крестьянина, который никогда не считал себя рабом, чувстве несправедливости такого положения, когда помещик, не служа государству, царю, остаётся господином,
и когда заявлял, что «не следует бить поклоны в сторону перестройки по каждому поводу, излишний сло-весный энтузиазм, не подкреплённый очевидным делом, как показала многолетняя история, далеко не все-гда свидетельствует, говоря аккуратно, в пользу искренности намерений»,
и когда углублялся в прошлое, делая это по двум причинам: во-первых, исходя из того, что «прошлое осве-щает дорогу в будущее»; во-вторых, следуя своему убеждению, что «тот, кто сегодня покидает литературу и уходит в историю, по сути дела уходит на передовую».
При этом Ланщиков, замечу, никогда не ориентировался ни на правых, ни на левых, ни на западников, ни на славянофилов, ни на диссидентов, ни на «литпартийцев», ни на консерваторов, ни на новаторов, ни на ду-раков, ни на умных. Анатолий Петрович предпочитал, прочитав или выслушав любого, подумать, обмыслить и лишь затем сказать чётко и ясно: «Мы должны ориентироваться на собственную историю и извлекать из неё уроки, ибо кто контролирует прошлое, тот реально держит власть в настоящем и имеет все предпосылки со-хранить её в будущем».
В мире, где царило обилие идеологических ярлыков, обвинений и фальшиво-патетических ссылок на бес-смертное наследие известных партийных классиков, где «своим» прощалось всё, «чужим» – ничего, беспар-тийный Анатолий Ланщиков умудрялся оставаться самим собой и отстаивать свои убеждения. Он последова-тельно воплощал, как заметил один из его товарищей, «устремленность к осмыслению современной литера-туры и жизни в свете многовековой истории, притом не в духе эффектных экскурсов в прошлое, а на основе серьёзного его изучения и понимания».
По сути у него не было единомышленников. Главным образом потому, что он не признавал нравственных компромиссов. Тогда как некоторые его «единомышленники» в тех или иных ситуациях считали возможным склониться и даже наизнанку вывернуться перед властью, дабы, войдя в неё, считалось, потом сделать что-то хорошее. Только у «кормушки» они начинали чувствовать себя так хорошо – склонившись, даже удобнее, – что лучшего, оказывалось, им и не надо.
Он в чём-то сходился, но всегда в чём-то расходился даже с теми, с кем шёл в одном направлении. Даже с ними он вечно умудрялся идти «не в ногу». Вот только и друзья, и враги произносили его имя всегда с чувст-вом: одни с уважением, другие с ненавистью, но в любом случае безразличия не было.
Здесь следует добавить…
Ланщиков не был пророком-просветителем как Вадим Кожинов.
Он не был пунктуально-вездесущим мастером парадоксов как Лев Аннинский.
Не был литературоведом среди критиков и критиком – среди литературоведов как Игорь Золотусский.
Не обладал талантом с улыбкой на интеллигентном лице прятать фигу в кармане как Владимир Лакшин.
Он любил литературу, а не себя в литературе как Михаил Лобанов.
Анатолий Петрович никогда не самоутверждался как многие из его коллег, зато помогал утверждаться и самоутверждаться другим.
В его письме не было блеска профессионального литературного критика, способного легко и просто пи-сать по принципу «сегодня в газете, завтра в куплете» или «Чего изволите?».
А ещё он не был, как это распространено среди литераторов, амбициозен. Это качество не наблюдалось у Ланщикова ни в 1967 году, когда он однажды не сдержался, публично выразив свою обиду за своё поколение: «Мы вот тоже уже приближаемся к 40-летнему рубежу, а нас по-прежнему продолжают величать «молодыми»; ни в середине 1980-х годов, когда заговорили, что Ланщиков превратился в лагере «консерваторов» чуть ли не в культовую фигуру.