Между тем Гаррис продолжал катить на тандеме с большим наслаждением. Ему казалось, что он очень окреп и вообще стал лучше ездить. Вот он и говорит (как думал — своей жене):
— Я уже давно не чувствовал такой легкости на этом велосипеде. Вероятно, это действие здешнего воздуха!
Потом он прибавил, чтобы она не боялась, и он покажет ей, как скоро можно ехать, если работать изо всей силы. И, нагнувшись вперед, Гаррис помчался... Дома и церкви, собаки и цыплята мелькали на мгновение перед его глазами и исчезали бесследно. Старики глядели ему вслед, качая головами, а дети встречали и провожали восторженным криком.
Таким образом Гаррис проехал миль пять. Вдруг — как он теперь объясняет — он почувствовал, что что-то неладно. Молчание его не поразило: ветер свистел в ушах, сам велосипед тоже производил порядочный шум, и Гаррис не ожидал услышать ответа на свои слова. Но на него вдруг нашло ощущение пустоты. Он протянул назад одну руку и встретил пустое пространство... Скорее свалившись, чем спрыгнув на землю, он огляделся: за ним тянулась окаймленная темным лесом прямая белая дорога и на ней — ни души... Он вскочил на велосипед и полетел обратно. Через десять минут он был на том месте, где дорога разделялась на четыре ветви. Он остановился, стараясь вспомнить, по которой из них приехал. В это время проезжал голландец, сидя по-дамски на лошади. Гаррис остановил его и объяснил, что потерял жену. Тот не выказал ни удивления, ни сожаления. Пока они разговаривали, приблизился другой фермер, которому первый рассказал дело не как несчастный случай, а как хорошую историю. Второй фермер удивился, почему Гаррис так беспокоится; последний выбранил обоих, вскочил на тандем и покатил наудачу по средней дороге. Через несколько времени ему повстречались две молодых женщины под руку с молодым человеком, с которым они кокетничали напропалую. Гаррис спросил, не видали ли они его жену. Молодые женщины осведомились, какого она вида. Гаррис знал по-голландски недостаточно, чтобы описать дамский туалет, и описал жену вообще, как красавицу среднего роста. Это их не удовлетворило: приметы были недостаточны; так всякий мужчина может предъявить права на красивую женщину и требовать к себе чужую жену! Они желали знать, как она была одета; но этого Гаррис не мог припомнить ни за какие коврижки. Я вообще сомневаюсь, может ли мужчина вспомнить, как была одета женщина, если прошло больше десяти минут со времени их разлуки. Гаррис, впрочем, сообразил, что на его жене была голубая юбка и потом что-то такое от талии до шеи, на чем эта юбка держалась; осталось у него еще смутное представление о поясе; но какого сорта и какого цвета была блузка?.. Зеленая? Голубая? Или желтая? С воротником или бантом? И что было на шляпке — перья или цветы? И вообще была ли это шляпка? Он боялся дать неверные показания, чтобы его не услали Бог знает куда. Молодые женщины хохотали и еще больше раздражали моего друга. Их спутник, которому видимо хотелось отделаться от Гарриса, посоветовал ему обратиться в полицию ближайшего городка. Гаррис так и сделал. Ему дали лист бумаги и велели составить подробное описание жены, с указаниями, когда и где он ее потерял. Он этого не знал; все, что он мог сообщить, это название деревни, где они последний раз завтракали; оттуда они выехали вместе. Полиции дело показалось подозрительным; сомнительно было во-первых, действительно ли потерянная дама — его жена? Во-вторых, действительно ли он ее потерял? В-третьих, почему он ее потерял?
Кое-как, с помощью хозяина гостиницы, который немного говорил по-английски, Гаррису удалось успокоить их подозрения. Ему обещали действовать и к вечеру доставили миссис Гаррис в закрытой телеге, вместе со счетом. Встреча не была нежной. Миссис Гаррис — плохая актриса и не умеет скрывать своих чувств; а в этом случае, по ее собственному признанию, она и не старалась скрывать их...
Решив, кому из нас ехать на тандеме, а кому на велосипеде, мы перешли к вечному вопросу о багаже.