Я сел в кеб и поехал прямо в Баклерсбери, д. 3а. В мистере Пертви не было ничего примечательного, да и контора была скромной и помещалась на четвертом этаже. Мистер Пертви продемонстрировал мне цветную акварель, на которой была изображена «Гончая», обгоняющая ветер. Палуба вздымалась под углом девяносто пять градусов. Людей на палубе не было, они, должно быть, попадали за борт. И действительно, трудно было понять, как матросы могли держаться на ногах, не приколотив себя предварительно к доскам пола.
Я поделился своими соображениями на этот счет с хозяином конторы, но тот объяснил мне, что на картине показано, как «Гончая» обходит кого-то на повороте — факт, как известно, имевший место на гонках в Медуэйе. Мистер Пертви был настолько уверен в том, что все подробности регаты мне досконально известны, что вопросы я задавать постеснялся. Два цветных пятнышка у рамки, которые я по наивности принял за бабочек, оказались, при ближайшем рассмотрении, вторым и третьим призерами этих знаменитых гонок. Фотография яхты, стоящей на якоре близ Грейвзэнда, производила не столь внушительное впечатление, зато яхта на ней выглядела более устойчивой. Получив ответы на все свои вопросы, я нанял яхту на две недели, что вполне устраивало мистера Пертви (и, как впоследствии выяснилось, меня тоже). Потребуйся мне яхта не на две, а на три недели, мистеру Пертви пришлось бы мне отказать — на этот срок яхта была уже обещана.
Когда мы договорились об условиях, мистер Пертви поинтересовался, нет ли у меня на примете шкипера. Я сказал, что нет, и оказалось, что мне опять страшно повезло — похоже, счастье само шло мне в тот день в руки: мистер Пертви был уверен, что лучшего шкипера, чем м-р Гойлз, мне не найти. «Это отличный моряк, — заверил меня мистер Пертви, — море он знает, как собственную жену, и бережет пассажиров как зеницу ока».
Было еще не поздно, а яхта стояла в Харидже. Я сел на поезд «десять сорок пять» и уже в час стоял на борту яхты, беседуя с м-ром Гойлзом. В облике этого толстяка сквозила отеческая заботливость. Я рассказал ему о своих планах: мы минуем Голландские острова и идем в Норвегию, на что он ответил: «Есть, сэр!» — и, как мне показалось, с энтузиазмом воспринял мое предложение; больше того, он сказал, что такое плавание придется и ему по душе. При решении продовольственной проблемы энтузиазм его вспыхнул с новой силой. Количество продуктов, предложенное м-ром Гойлзом, меня, признаться, несколько смутило. Живи мы во времена Дрейка и Испанской Армады, и я бы заподозрил, что на корабле затевается бунт. Но его добродушный смех рассеял мои опасения. Лишнего, заверил он меня, не будет; если что и останется, парни поделят это между собой и возьмут домой — есть, кажется, такой морской закон. Мне показалось, что «лишнего» с избытком хватит команде на всю зиму, но, не желая показаться скаредным, я промолчал. Количество спиртного потрясло меня в не меньшей степени. Сначала я прикинул, сколько нам потребуется самим, и назвал довольно скромную цифру, а затем м-р Гойлз выступил от имени команды. К чести его замечу, что о своих людях он заботился, как о собственных детях.
— Пьянства, мистер Гойлз, я не потерплю, — сказал я.
— Пьянства?! — удивился м-р Гойлз. — Да разве ж это пьянство, сэр, если моряк плеснет себе в чай самую малость рому?
Он объяснил, что его девиз: «Набери хорошую команду и обращайся с людьми по-людски».
— Они будут лучше работать, — сказал м-р Гойлз, — и они к вам вернутся.
По правде сказать, мне не очень хотелось, чтобы они возвращались. Больше того, я возненавидел их заочно: они рисовались мне обжорами и пьяницами. Но м-р Гойлз говорил так убедительно, а я был так неопытен, что уступил и тут. Гойлз же заверил меня, что лично проследит, чтобы по «этой статье» остатков не оказалось.
Набор команды я также возложил на мистера Гойлза. Пара матросов и юнга, заявил он, — больше нам не понадобится. Если речь шла об уничтожении запасов еды и спиртного, то, по-моему, он несколько преувеличивал возможности одного человека, но, быть может, трое — оптимальное число для управления яхтой.
По пути домой я забежал к портному и заказал спортивный костюм, который мне пообещали сшить срочно, а также белую шляпу, после чего поехал к Этельберте и сообщил ей новости. Восторг ее был беспределен, и волновало ее только одно: успеет ли портниха сшить ей новое платье. Ох уж эти женщины!