И вдруг я вспомнил: надо, кажется, махнуть платком.
— Диван, опустись на место, — строго сказал я и махнул платком.
Диван опустился так быстро, что у меня захватило дыхание. Едва он стукнул о пол четырьмя ножками, я сорвался с места и заплясал посреди комнаты. Я стал волшебником! У меня в руках страшная, удивительная сила! Что бы теперь придумать? Какое совершить чудо?
Я вытер пот, выступивший на лице, и, облизнув пересохшие губы, взмахнул платком:
— Хочу, чтобы квартира была подметена, кровать постелена и посуда помыта!
Что-то ярко блеснуло, лёгкий вихрь прошёл по квартире, шелохнув мои волосы. Паркетный пол в комнате засверкал так, что я зажмурился. В каждой половице отсвечивала люстра. Пожалуй, даже дюжина полотёров не смогла бы так великолепно натереть пол.
Я бросился в спальню и, словно на льду, поскользнулся на паркете и растянулся во весь рост. На четвереньках я добрался до порога и заглянул в спальню.
Кровать была постелена так аккуратно, как это умеет делать только одна мама!
Я поднялся и, осторожно ступая по скользкому паркету, отправился в кухню.
У столика с нашей посудой стояла высокая пожилая соседка, та самая, которая говорит мужским голосом и на подбородке у которой растут жёсткие седые волосинки. Я всегда её немножко побаивался.
— Странно, — сказала она густым басом, — что случилось с вашей посудой?
— А что? — спросил я, делая рассеянное лицо.
— Стояли грязные тарелки, и вдруг в одно мгновение они стали чистыми. Это ты их вымыл, что ли?
— Ну, конечно, — соврал я без зазрения совести.
— Странно, — недоверчиво покачала она головой. Но тут в передней раздался звонок, и я побежал открывать дверь. Это пришла Мила Улыбкина, худенькая девочка с толстой светлой косой и маленьким острым носом. Все ребята считали её самой красивой в нашей школе, но я никогда не находил этого.
— А Белов ещё не пришёл? — спросила она, входя в комнату, и сощурилась. — Ох, как блестит пол!
— Мила! — торжественно заговорил я. — Скажи, ты во мне ничего не замечаешь?
— Что именно? — удивилась она.
— Я не изменился? Может, глаза у меня не такие…
— Глаза как глаза, чуть зеленоватые, как у лягушки. Я взволнованно глотнул воздух:
— Мила! Я стал волшебником! В ту минуту, кажется, мои слова не произвели на неё никакого впечатления. Она посмотрела на меня, как на дурака, села на диван и, подышав на замёрзшие пальцы, начала поправлять бантик на своей косе. Я повторил:
— Мила, я волшебник!
Она неопределённо фыркнула, перебросила через плечо косу и неторопливо расправила на платье чёрный передник.
— Слышишь, что я говорю? — рассердился я.
— Я не люблю, когда мне говорят глупости, — ответила она спокойно.
— Я не шучу!
— Не дури, Борис!
— Честное слово!
Она иронически сморщила свой маленький нос.
— Волшебник, а решать задачи по алгебре не умеешь.
— Я уже решил! — воскликнул я.
— Покажи!
— Вон на столе тетрадка…
Она подошла к столу, а я тем временем махнул платком и прошептал: «Хочу, чтобы все задачи были решены».
Мила открыла тетрадку, и я увидел, как она вздрогнула. Её лицо все больше вытягивалось, брови все выше поднимались на лоб, а серые глаза стали совсем круглыми.
— Просто удивительно! — пожала она плечами. — Кто тебе помог? Мне кажется, что у тебя изменился почерк… Ты никогда не писал так аккуратно.
— Я теперь все могу! — быстро сказал я, даже не взглянув в тетрадку, которую удивлённая Мила рассматривала очень внимательно. — Я же сказал тебе, что я стал волшебником!
— Бессовестный врун! — Она закрыла тетрадку и снова села на диван. — Ну, хорошо, если ты стал волшебником, сделай так, чтобы… — Она задумалась, не зная, как уличить меня во лжи. — Сделай так, чтобы в этой комнате пошёл снег!
— Пожалуйста! — Я отвернулся и махнул платком. Что тут началось! Со всех сторон на нас с пронзительным свистом обрушился ледяной ветер.
Комнату затянуло мглой, в лицо с силой ударили колючие дробинки снега, и я почувствовал, что у моих ног растёт сугроб. Снег набивался за шиворот и в рукава, метель слепила глаза, и я с трудом разглядел Милу, которая с ногами забралась на диван. Гремящий, хлещущий ветер валил Милу с дивана. Одной рукой она судорожно держалась за валик, а другой прикрывала голову. Словно издалека услышал я слабый, жалобный голосок:
— Довольно, Боря… Довольно!
Мне самому было не по себе. Я махнул платком, и в одно мгновение все успокоилось. Лампа в люстре горела ровно и ярко, нигде не виднелось ни одной снежинки, и только в ушах немного звенело.
— Ага! — закричал я. — Что ты теперь скажешь?
— Я ничего не понимаю, — призналась она, зябко потирая плечи.
— Хочешь, я ещё что-нибудь сделаю? Она спрыгнула с дивана и испуганно замахала руками.
— Нет, нет, не хочу!.. Слушай, как ты делаешь этот фокус со снегом?
— Это не фокус, а настоящее волшебство!
— Не верю… — совсем неуверенно сказала Мила и, услышав в передней шаги, быстро прибавила: — Вот, кажется, идёт Юрик Белов… Если ты волшебник, сделай так, чтобы он… превратился в негритёнка!
Почему ей захотелось, чтобы Юрка стал черным, я не знаю. Она все проверяла меня и придумывала задания потрудней. Я расхохотался. Должен признаться, что мне очень понравилась эта мысль — превратить Юрку в негритёнка. Я незаметно махнул платком и уставился на дверь, силясь представить себе, как будет выглядеть мой приятель.
Но когда он, как всегда стремительно, ворвался в комнату и поскользнулся на паркете, я ахнул и растерянно опустился на стул. Он был черным как смола, белели только зубы.
— Вы чего на меня так уставились? — спросил он подозрительно.
— Ты… ты сам на себя посмотри… — пролепетала Мила, указывая на зеркало. Юрка сделал шаг к зеркалу — и отшатнулся.
— Тьфу ты! Где это я так вымазался? — захохотал он и начал вытирать носовым платком лицо.
— Не три, Юрка, не поможет, — покачала головой Мила. — Тебя заколдовал Борис.
— Заколдовал? Враки!
— Я сама не верила, только это правда, Юрик!
Я сказал, не сводя с него глаз:
— Ты теперь не Юрий Белов, а Юрий Чернов ! Совсем неожиданно он вдруг заплясал и весело проговорил:
— Ребята, а это здорово! Мне всегда немножко хотелось побыть негритёнком!
Он был так доволен, что даже не спросил, каким образом я превратил его в чернокожего. Меня это даже чуточку обидело. Уж слишком много Юрка был занят собственной особой и совсем не удивился, что я стал волшебником. Как будто я только и делал всю жизнь, что творил чудеса!
— Я могу тебя расколдовать, — сказал я.
— Потом… Мне так нравится. Очень симпатичное лицо, правда. Мила?
— Да, конечно… — нерешительно согласилась она. — Только я не привыкла видеть тебя вот таким.
Юрка потирал чёрные руки.
— Завтра в школе все мальчишки полопаются от зависти, когда меня увидят. Только ты, Борька, больше никого не делай негритёнком, а то будет неинтересно. Пусть я буду один негр на всю школу!