12
За столиком в бистро на Карловой площади сидела молодая парочка, попивая кофе и джус. По виду и поведению - не иначе, как студенты. Он чертил ей в блокноте сложные химические формулы, попутно рассказывая анекдоты о профессорах; она твердила, что все-таки попросит отложить экзамен, не то ей грозит позорный провал. Он сдал этот экзамен еще в прошлом году, однако не слишком доверял собственному педагогическому дарованию, а больше надеялся на помощь какого-то Гонзы, по всей видимости, гения, который все никак не шел. Никто не замечал, что студентка вовсе не слушает своего спутника, зато старательно стенографирует разговор пары более старшего возраста, сидящей за соседним столиком, - стенографирует постольку, поскольку ей удается хоть что-то расслышать в шумном помещении. Магнитофоном пользоваться здесь было нельзя. Время от времени "студент" или "студентка" выходили на улицу глянуть, не идет ли долгожданный "Гонза", не слоняется ли где-нибудь поблизости. И каждый раз, входя, они незаметно передавали листки со стенограммой человеку, который терпеливо поджидал на остановке неизвестно какой трамвай. От этого человека листки попадали к шоферу "шкоды", припаркованной неподалеку, и тот, быстро расшифровав стенографическую запись, включал радиопередатчик.
Старшую пару не занимала химия. Их мысли были заняты деньгами, какими-то деньгами, которые должны были поступить сегодня, но, к неудовольствию женщины, не поступили; да теперь, пожалуй, и вовсе не поступят. "Студентка" записала примерно такой диалог:
ОНА: У них должна быть причина следить за тобой. Ни за что ни про что не полезли бы ко мне в квартиру, не стали бы спрашивать про какую-то вчерашнюю чепуху.
ОН: Так делают со всяким, кто вышел из тюряги.
ОНА: Со мной этого не случалось, а я два раза сидела.
ОН: Не всегда заметишь.
Под этой записью "студентка" провела длинную черту: они сидели в двух шагах от проигрывателя, а кто-то из посетителей не нашел ничего лучшего, как бросить монетку в автомат и выбрать самую громкую пластинку. "Студентка" сдалась, начертила под длинной линией еще четыре и записала нотными значками мелодию. В это время "Студент" читал ей лекцию о роли какой-то кислоты в какой-то реакции.
ОНА: Ты ведь это сам предложил, я и не просила. Нынче ты пустой, так и не тужься любой ценой изобразить кавалера.
ОН: Бывает, что не везет, так ведь это проходит.
ОНА: Да, но мне-то от тебя этого вовсе не нужно.
ОН: А нужен ли я тебе вообще?
ОНА: Скорее всего нет, как я погляжу. Больно много треплешься.
ОН: Я? Ну, это ты брось. О чем?
ОНА: Сам знаешь.
ОН: Врешь ты все.
ОНА: Чего же тогда этот шпик прямиком в чулан полез? Он наверняка шел! Значит, должен был от кого-то знать, что ты там отсиживаешься.
ОН: Случайность.
ОНА: Да, если б он не сказал то, что сказал.
ОН: Да что он там увидел? Ну, кресло.
ОНА: Вот именно.
ОН: И что он сказал?
ОНА: Что это караулка, дурак ты несчастный!
"Студент" разглагольствовал о преподавателе фармацевтики, которого раздражает любое отклонение от консервативного вкуса у студентов, в то время как ни одной студентке еще не повредила в его глазах слишком короткая юбка или чересчур глубокий вырез. К сожалению, этого преподавателя никак не удается приручить, он даже с девушками разговаривает исключительно о химии...
Теперь во все горло запел Карел Готт, и наш "студент" в бессильной ярости стал мечтать о том, как бы обезвредить этот полированный ящик, битком набитый грохотом, которого и так хватает в бистро. Никакого разумного способа он не придумал.
ОНА: Деньги - моя забота. Ты мне нужен для другого. Не нравится, валяй так и говори, и капец.
ОН: Случилось что? Тебе ведь всегда все удавалось?
ОНА: Я знаю, что знаю. Просто ты неудачник и портач. Ты такой - купишь карлика, так он к утру выше тебя вырастает!
"Что ни чех, то музыкант, Чехия - консерватория Европы", - мысленно процитировал "студент", потому что к проигрывателю подошел еще один посетитель, уверенный, что без высоких децибелов никакого удовольствия не бывает. Этот поклонник музыки предпочитал польку.
ОНА: И вообще я тебя держу не для украшения! Сам ни за что не смей браться. Будешь делать, что я скажу, и морду бить будешь тому, кого укажу я, и точка, точка, понял?!
ОН: Как бы я тебе первой морду не набил!
Запела Гана Загорова, и "студент" вышел на улицу встречать все еще не появившегося загадочного "Гонзу". Вернувшись в бистро, он подошел к стойке купить сигарет. Ожидая сдачу, равнодушным взглядом окинул столик у окна. Лица сидящих там он уже надежно запечатлел в памяти - все-таки профессионал - и теперь заметил, что выражение лица у женщины изменилось. Не зная причин этой перемены, "студент" чувствовал себя как па просмотре немого фильма. "Бой-баба высшего класса, - оценил он женщину. - Но эту перемену в ней вызвал не просто гнев. Тут есть еще что-то... Что именно? Ну конечно, страх!"
ОНА: Опять ты кого-то обчистил или пристукнул?
ОН: Вякни только - двину так, что не встанешь!
ОНА: Ты только на это и способен!
ОН: Не играй со мной! Раз врежу - костей не соберешь, так что не дразни меня! Если я кого...
ОНА: Кого? Ну-ка похвались!
Мужчина уплатил, барским жестом оставив официанту на чай семь крон. Совладав с собой, он довольно галантно помог женщине надеть прекрасно сшитый плащ. "Студентка" оценила его и чисто по-женски, и профессионально. Она тоже никогда не выпадала из роли.
Ссорившаяся пара, уже "помирившись", покинула бистро. На улице за ними увязался человек, который так и не решил, каким из семи трамвайных маршрутов ему ехать.
С задержкой всего на несколько минут все записи "студентки", уже перепечатанные на бланках внутренних рапортов, попадали в кабинет Матейки; их читали по кругу. Содержание диалогов могло абсолютно ничего не означать, но с той же вероятностью в них могла скрываться разгадка всего дела.
- Неужели вам и этого мало? - нервничая, спросил Матейка.
- Годится как вспомогательный материал при допросе, - сухо оценил записи адвокат. - Но попробуйте кого-нибудь убедить, что в шумном кафе ваши свидетели расслышали все точно...
- Проклятье, всегда-то вы правы! - вскричал. Матейка.
Его угнетенное состояние еще усугубилось после нескольких, последовавших одно за другим разочарований. Зачем было ему с нескрываемой торопливостью хватать бланки рапортов, если в них значилось только то, что Павел Покорный все еще сидит в своем кабинете на заводе? Какую цену имеет для него тот факт, что Марта Покорная размотала шланг и теперь поливает свой садик? Из всего этого он узнал только, что его люди по-прежнему на местах - да и где же, черт возьми, им быть?! Вдобавок застопорилось следствие по делу об ограблении вагонов. Показания Мысли-ка противоречивы не мог же он в одно и то же время таскать товары из вагонов и стоять на стреме за воротами? Кто врет больше - он или его сообщники? И было ли у него вчера время добраться до двора на улице Заводь и вернуться на станцию?
Матейка шагал из угла в угол, как заключенный по камере. Томек за неимением лучшего в который раз перечитывал заключение медицинских экспертов. Но хуже других чувствовал себя Яролим. Всю свою энергию он употреблял теперь на то, чтобы притворяться спокойным. Его мучило чувство, будто у них уже складывалась однажды логическая конструкция всего дела, да вдруг рассыпалась, утонула в наносах рапортов и догадок. Короче, все предвещало, что день этот кончится еще более скверно, чем начался. "Коли на то пошло, - говорил себе Яролим с претензией на юмор висельника, - Матейка может и меня задержать по подозрению в убийстве..." Не только это. Последствия сегодняшнего дня вообще могут оказаться весьма неприятными для Яролима и Матейки. Неудачу еще можно понять и простить, если все делалось в строгом согласии с предписаниями; но лучше не вспоминать, сколько раз они их сегодня нарушали! С другой стороны, только полный успех, успех недвусмысленный и бесспорный, только он может оправдать такие прегрешения против строгих правил, как, например, участие в следствии постороннего адвоката Томека.