— Разноглазие, Алеша, явление редкое, но не уникальное.
— Он это, Егор Иванович, он!
Оба замолчали. Все-таки,— размышлял Канаев,— Алеша еще ребенок. Он много ездил, многое повидал. Впечатлительный паренек. Пожалуй, все же подозрения его—плод давешней детской фантазии. И зачем шпиону выступать в цирке? Смешно. Просто Гросс, не имея никакой специальности, подрабатывает на жизнь.
— Леша, а как он ведет себя?
— Всем пытается услужить. Здоровается, как тельмановцы, «Рот фронт». Данке шён,— говорит,— Совиет Унион. Их хабе арбайт. Спасибо Советскому Союзу, теперь он имеет работу, свой кусок хлеба с маслом... Буттерброд!
— Вот видишь?
— Вижу... Он это. Он!
— Ты понимаешь, конечно, Алеша, что твоих подозрений мало для того, чтобы сообщить о Гроссе, куда следует. Можешь попасть в глупое положение.
— Понимаю. Это меня и мучает. В нашем городе авиационный завод... Герр Гросс... Он себя «камрадом» называет, товарищем. Так и рвется выступать с шефскими представлениями. На заводах, фабриках, в воинских частях! Хорошо хоть, что ему вежливо отказывают, объясняют, что не имеют права приглашать иностранного подданного выступать бесплатно. А Гросс обижается, сердится. Жаловаться собирается.
— Может быть, он просто хороший человек, сочувствует нам?
— Я сам иногда начинаю сомневаться... Гитлера ругает последними словами. Идет профсоюзное собрание —он тут как тут. И ведь не понимает ни шиша по-русски, а сидит. А сколько он репетирует!.. Упорство страшное. Теперь он уже четырьмя апельсинами жонглирует. И пробует пять штук бросать. Через год номер его будет вполне приличный. До Саши Кисса, конечно, ему далеко. Саша жонглер гениальный. Но свои шесть шариков научится бросать.
— А жена Гросса?
— О ней ничего плохого не скажешь. Живем рядом, в общежитии. Чистюля. Все вышивает разные мешочки. «Для старых чулок», «Для писем»... Красивые вышивки — гномики разные, виды Шварцвальда. Я как-то заходил. Готовит вкусно. Тихая.
— А муж, значит, шпион?
Лешка покраснел. Тряхнул упрямо головой.
— Он, он... Понимаете,—он!
— Вбил ты себе в голову, Леша. Тебе десять лет тогда было. Мальчишке всякое в голову может втемяшиться.
— Он!
Опять оба задумались. И тут Егора Ивановича осенило.
— Вот что, Алеша. Ты пока помалкивай. Но товарищам своим расскажи. Займитесь Гроссом. Понаблюдайте.
Тут впервые за весь разговор Лешка улыбнулся.
— Я тоже так думаю... Спасибо, Егор Иванович.
— Ну и прекрасно. Только незаметно надо, понял?
— Разумеется... А Эркин с Гогой смеяться не станут?
— Ничего смешного нет. А понаблюдать не грешно. Договорились?
— Договорились.
...Сообщение Лешки о подозрениях насчет Эрвнна Гросса вызвало у приятелей возражения.
— Выдумываешь!— усмехался Гога.— Гросс из юнгштурмовцев... Из немецких комсомольцев. Он сам рассказывал.
— Са-ам,— возмутился Лешка.— Сам кто хочешь о себе и о других рассказать может!
— Ты тоже сам о камраде Гроссе рассказывал. Рассудительный Эркин сказал примирительно.
— Оба вы правы. Зачем врать Лешке? И ты, Гога, тоже по-своему прав. И ведет себя Эрвин нормально. Прошлый раз субботник озеленительный возле общежития организовали. Так Эрвин лучше всех землю копал. Добрый он человек, услужливый. А то, что глаза разные... У Гладильщикова, дрессировщика львов и тигров, дог есть, тоже с разными глазами. Один голубой, другой карий.
— Иди ты со своим догом!—возмутился Лешка.
— Не злись, Лешка. Короче... Егор Иванович хорошо подсказал. Надо проследить. Осторожно.
Друзья уселись на барьере манежа (время было «пустое» — репетиции кончились, представление не начиналось), стали разрабатывать план наблюдения за Гроссом. Дело осложнилось тем, что все трое учились в школе, репетировали, выходили на манеж. Но ведь и Гросс работал, репетировал. Значит, вечернее, дневное время не в счет. И утром за ним наблюдать невозможно.
— Может, все же сообщим, куда следует?— тихо спросил Лешка.
— А если все твои подозрения чепуха?— резонно заметил Эркин.
— Да,— поддержал его Гога,— засмеют нас тогда. Отвлечем людей от настоящей работы, а в итоге — пшик!
— А что, если Пыжика тоже привлечь?— подал идею Эркин. Идея понравилась.
Гросс выступал со своим бездарным номером в первом отделении. В это время и Лешка, и Гога, и Эркин не могли отлучиться из цирка: подготовка к выступлению, разминка. А Гросс уже свободен, может шагать, куда заблагорассудится. Пусть за ним Пыжик и присмотрит.