Причина для разговора долгого была, однако, основательная. Заведующий, во-первых, поинтересовался, почему у новичков такие необычные имена и фамилии. Ежели они иностранцы, то, пардон, необходимо специальное разрешение, чтобы посещать советскую школу. С другой же стороны, все трое, как видно из документов, с третьего класса учатся в наших школах...
— Почему именно с третьего класса?— поинтересовался заведующий.
— В первом и втором не пришлось учиться,— спокойно пояснил Гуго.— Мы с родителями за границей были.
— Что?!— Егору Ивановичу показалось, будто он ослышался.
— С тридцать второго по тридцать третий год,— подтвердил красавчик Лео.
— Да вы не волнуйтесь,— успокоил Эркин.— На гастроли законно ездили. В Германию, Испанию, Францию...
Канаев вытащил платок и утер взмокший лоб. Что бы это все значило?
— Не волнуйтесь,— повторил Гулям-Хайдар.— Мы советские. С давнишних времен в цирке приняты псевдонимы. Старая традиция. Отмирающая. Гуго никакой не Орсини. Просто он Гога, Гоша, Георгий в общем. И не Орсини, а Осинин. Когда-то прадед его в итальянской труппе выступал. Так и повелось. А Лео Клеменс и вовсе Лешка Доленко, иностранец из Хохландии. Ну, а я из Узбекистана. Имя мое чисто узбекское, подлинное. Фамилия, правда, переиначена. На самом деле—Гулямхайдаров. Паспорта будем получать, все приведем в порядок.
Егор Иванович внутренне с облегчением перевел дух.
— Так-с...— протянул он и улыбнулся.— Да вы садитесь, друзья-«мушкетеры». Интересный вы народ, пардон.
Он усадил новичков на неудобные и жесткие «боярские» кресла со спинками, украшенными резными петушками. Сам тому удивляясь, перешел на «вы».
— Ну вот вы... Лео, кажется?
— Алексей.
— Пардон... Ну как там, за кордоном, Алексей? Угнетают простой народ?
— Угнетают, Егор Иваныч. Особенно в Германии. Как фашистский переворот произошел, мы сразу на родину уехали. Но я бы того Гитлера!—Лео-Алексей покраснел от гнева.— Я ему башку чуть камнем не разбил!
Завшколой от изумления замер с открытым ртом.
— Башку? Камнем?! Гитлеру!.. Вы что же, видели Гитлера? То, что тринадцатилетний советский мальчишка видел самого
Гитлера и даже пытался проломить ему голову камнем,— выходило за границы разумения. Это все равно, как если бы Лео-Алексей сказал, что он чуть не угробил библейского царя Ирода! Пусть даже он фантазирует. Дети живут в мире фантазий. Пусть даже этот парнишка и не видел Гитлера и тем более не швырял в него камнем. Пусть! Но ведь он мог, мог его видеть и мог запустить камнем!
— Он не выдумывает,— подтвердил Эркин.— Мы тогда с Гошей во Франции гастролировали, слух до нас дошел. Вроде бы сам советский полпред в Берлине, отправляя труппу Клеменс на родину, погрозил Лешке пальцем, мол, какой нехороший мальчишка, дипломатический конфликт из-за него едва не возник. А потом погладил по голове и шепнул на ухо: «Молодчина! Жаль только, не в того угодил».
— Да как же это?— не унимался Егор Иванозич.— Уму непостижимо! Расскажите, Алексей.
- Нечего рассказывать,— нахмурился тот.— Ну встречали штурмовики и прочие гады своего фюрера. Орали «зиг-хайль!», руки вперед тянули. А я с отцом проходил. Улочка как раз узенькая, народу поменьше. А у меня в куртке камень, с чернильницу. Я его на Лазурном берегу еще нашел. Красивый. И он, фашист тут и появился, надо же! Я и не сдержался... В него не попал, а другому кг.кому-то досталось, аж фуражка с башки слетела. Ух, что тут началось!.. Свистки... Полицейские — шуцманы, по-ихнему,— мечутся! Штурмовики орут, на народ кидаются!.. Еле ушли с отцом. Чудом спаслись.
Завшколой верил и не верил. Чудеса! Ну и новички!.. Постой... В тридцать третьем году они уже гастролировали, то есть выступал в цирках! Им же по десять лет всего было.
— Когда же... Со скольки лет, ребята, пардон, вы работать-то начали, а?
Ответил Гуго-Гога:
— С шести лет. В цирке иначе никак нельзя. Если хочешь стать настоящим артистом, мастером своего дела, надо начинать очень рано. Конечно, на первых порах трюки легкие. Вот я, например, жокей-наездник. Что я мог в шесть лет?.. Так, пустяки. Лошадь для курса — для прыжков на ходу. Хорошая лошадь. Першерон! Спина как стол! Орликом зовут. Сажали меня на Орлика, он скачет галопом, а на спину Орлику вскакивали мой старший брат, затем мой отец... Музыка гремит. Орлик фыркает, в раж входит. Тогда отец, стоя на спине Орлика, брал себе на плечи брата, а затем и я на брата карабкался. Только я не ногами становился, а просто сидел на нем. Мал тогда еще был.
Егор Иванович представил себе картину: скачущая лошадь по кличке Орлик, а на ее спине стоит колонна из отца и двоих сыновей... Такая примерно колонна, которую он сегодня видел на тросе и чуть не умер от страха!