Мартирос даже не переночевал дома, в тот же вечер отправился обратно в горы. Но не было Афо покоя от этой лошади. Утром председателя разбудили ребятишки. С самой зари вертелись они около сарая, где была заперта лошадь. Ловкие, как кошки, ребята карабкались по стене, добирались до окна и восхищенно визжали. Когда разгневанная Афо выскочила во двор, мальчики хором потребовали:
— Покажи коня Джалали!..
Афо швырнула в них полынным веником.
— Ай, ханум, ай, красивая ханум, зачем так сердиться? — сказал за ее спиной невысокий старичок. Он вошел во двор, широко улыбаясь. Низко поклонился Афо и спросил Оганеса.
— Скоро, скоро придет председатель, — заторопилась Афо.
Она выглянула на улицу: не видно ли баранов? Баранов не было. Афо поняла, что ей придется пустить в ход все свое красноречие. Она ввела старика в дом, усадила его за стол. «Вина азербайджанцы не пьют, они чай любят», — решила про себя Афо, достала прошлогоднее засахаренное ежевичное варенье, коробочку рахат-лукума и налила гостю чай — темный, как виноградный мед.
Старик все улыбался спокойной, благодушной улыбкой и живыми глазами осматривался вокруг.
— Хорошо живет председатель Амирян, — любезно сказал он.
— Э-эх!.. — вздохнула Афо. — Кто сочтет наши заботы? Из долгов не вылезаем.
— Наш народ говорит: «Если твой долг перевалил за тысячу, кушай плов с курицей!» — весело отозвался старик.
— Плов кушать вы будете, — не выдержав, сказала Афо. — За одну лошадь двенадцать баранов брать — можно плов кушать.
Старик снова улыбнулся:
— Я тебе так скажу, ханум. Вот весной я в городе был, костюм себе покупал. Был в магазине костюм — очень мне понравился. Посмотрел я на цену, вижу, дорогой костюм. Не могу столько заплатить. Ну, я этот костюм не купил. Кто меня может заставить?
— А все-таки, вот у кого хочешь спроси, нехорошо сделали, — игриво-обиженно заявила Афо. — Каждый год на кочевки к нам приезжаешь, скот на нашей земле пасешь, нашу воду пьешь, — можно было бы один раз и нам уважение оказать.
— Ай, ханум, — покачал головой старик, — все учитываешь: и землю, и воду, и солнце! Трудно нам будет с тобой сосчитаться.
Афо к этому и подводила. Тут она и хотела сказать: «Верни баранов, забери своего коня — и квиты!» Но в это время совсем некстати появился Оганес. Пришел он пыльный, встрепанный, в помятой гимнастерке.
— Здравствуй, Ильяс, здравствуй!
Двумя руками потряс руку старика, а на жену даже не взглянул.
— А мы тут без тебя, товарищ Амирян, сильно кутили, — посмеивался Ильяс, — чай пили, папиросы курили, папиросы курили — чай пили.
Оганес оглядел угощение.
— Собери на стол! — коротко приказал он жене.
— А как же, а как же, только тебя ждала! — заторопилась Афо.
Она поставила на стол желтую персиковую водку, форель и потонувшую в масле глазастую яичницу. Она металась от стола к шкафу, бегала в кухню, спускалась на огород за зеленью. Расширенными глазами она ловила каждое движение мужа, но Оганес не смотрел в ее сторону.
— Выпьем, отец, за честь. Хорошая вещь — честь! — сказал Оганес, поднимая рюмку.
— Обижаешься на меня, товарищ Амирян? — тихо спросил старик.
— Что обижаться! У нас говорят: «Если тебя обманул свой глаз, не держи обиду на чужой глаз!» — рассмеялся Оганес.
— Хорошо говорят, — согласился Ильяс. — У вас еще говорят: «Лучше потерять глаз, чем имя». Я твоих баранов пригнал, председатель. Они у пастуха Мартироса во дворе стоят.
— Ты знал, что конь больной?
— В ту ночь, когда мы встретились, я от ветеринара возвращался. Разве я хотел продавать коня? Я тебе и так говорил «Нет!», я тебе и по-другому говорил «Нет!». Цену назначил огромную, уступку не сделал. А ты был на все согласен…
— Так для чего ты теперь обратно баранов пригнал?
Старик усмехнулся:
— Это две жены виноваты. Две! — Он поднял вверх указательный и средний пальцы маленькой коричневой руки. — Одна моя — ну, старая, глупая женщина. Целый день говорит, говорит: «Почему ты больного коня продал? Плохо ты сделал, что этого коня продал». Голова у меня заболела! А другая — твоя жена, она большой ум имеет. Человека прислала, плачет: «Муж чужих баранов взял, денег нет, мужа в тюрьму посадят!» Пожалел я тебя, председатель.
Оганес поднес руку к лицу и на секунду закрыл ладонью глаза. Потом он сразу выпрямился и рассмеялся, широко раздвинув губы над крупными белыми зубами.