Проезжая по дороге то рысью, то галопом, то шагом, мы мало разговаривали. Это мне тоже нравилось. Он не морочил голову мне пустыми разговорами, а все внимание уделил окру жающему, отмечая по пути место, где олени переходят дорогу или где тетерева купаются в пыли.
По дороге к озеру Мелдрам произошел маленький инци дент, много рассказавший мне о характере задумчивого человека, который ехал рядом со мной. Мы объезжали маленькое озеро, берега которого заросли лисохвостом. Трава начала колоситься. Я наблюдал за выводком утят, плавающих вдоль дальнего берега. Вдруг они собрались в кучу и направились к зарослям лисохвоста, а затем опять поплыли вдоль берега. Однако два утенка отбились от стайки и направились на берег.
Районный инспектор тоже наблюдал за утятами. Вдруг он откинулся назад и остановил лошадь.
— Тпру! — крикнул он громко.
Внимательно осмотрев дальний берег озера, он тихо сказал мне:
— Вон там, в пятнадцати ярдах от этих двух утят, в зарослях лисохвоста, видите?
Теперь и я увидел, что привлекло его внимание. В траве ше велилось нечто, не совсем похожее на колосья.
— Койот! — определил я.
— Да, хвост койота, — согласился инспектор, — все осталь ное он спрятал в траве.
Мохнатый кончик хвоста койота колыхался, как колышется трава под легким ветром. С тех пор как койоты появились на свет и существуют утята, достаточно глупые, чтобы поддаваться обману, койоты машут хвостами в высокой траве у самой воды.
— От любопытства, — усмехнулся инспектор, — страдают не только кошки. Владелец этого хвоста старается приманить утят достаточно близко, чтобы схватить их зубами. Простой способ! Сам он лежит на животе, а хвост служит приманкой. Утки ужасно любопытны, особенно молодые!
Один утенок уже вышел на берег и, стоя на одной лапке, внимательно наблюдал за хвостом койота. Затем, неуклюже переваливаясь, он направился к траве, к спрятавшемуся в ней хищнику.
— Этого нельзя допустить, — проворчал инспектор и, глубоко вздохнув, громко крякнул.
Койот рывком поднялся и мгновение стоял к нам боком, направив уши в нашу сторону. Затем он нас заметил и, повер нувшись, бегом скрылся в траве.
С громким кряканьем утята поторопились к воде и бросились догонять стайку. Выводок утят, глубоко зарываясь грудью в воду, поспешно скрылся за камышами.
— Вы когда-нибудь видели подобную охоту? — спросил Робертсон.
— Только раз, — ответил я. — В тот раз в зубы койоту по пался гусенок.
— Интересно, — заметил он, — сколько уток и гусей попа лось на эту удочку с тех пор, как койоты впервые начали при менять подобный трюк?
Районный инспектор прожил у нас почти неделю, объезжая со мной наши охотничьи угодья. Он вошел в нашу жизнь так легко, как будто жил с нами всегда.
Вечером, когда Лилиан начинала мыть посуду после ужина, он вставал со стула с полотенцем и вытирал посуду. Он задавал Визи вопросы, не только касающиеся ондатр, норок, оленей или лосей, но также и много других: по математике, географии, истории и другим школьным предметам. Он говорил Лилиан с улыбкой: «Пословица „сбережешь розгу — испортишь ребенка“ здесь не подходит».
В последний день своего пребывания у нас инспектор сказал, глядя задумчиво на одно из болот:
— Мне кажется, вам не мешало бы завести помощников, чтобы следить за всеми этими плотинами. Вам когда-нибудь приходило в голову, что случится, если одну из них прорвет и вода снесет еще несколько плотин ниже по течению?
Мы уже не раз задумывались об этом. Во время весеннего половодья или после бурных летних ливней Мелдрам-Крик больше походил на речку, чем на ручей. Тем более что он был перегорожен приблизительно двадцатью пятью плотинами без регулируемого спуска воды. До сих пор ни одна из них не давала большой течи, главным образом, потому, что они были укреплены массой пихтовых веток. Но, в конце концов, ветки сгниют, и пло тина осядет. И действительно, некоторые плотины уже поддавались. И если одну из больших плотин прорвет, сомнительно, что плотины ниже ее выдержат напор воды. Инспектор повторил:
— Да, вам, несомненно, нужна помощь. — Казалось, он при нял важное решение.
Однако, в чем должна была состоять эта помощь и откуда она могла прийти, он не сказал. Мы узнали об этом значительно позже.
К концу года в отчете окружной комиссии по охотничьим угодьям инспектор Робертсон писал: «Объезжая недавно охот ничьи угодья Эрика Кольера на озере Мелдрам, я установил, что там имеются хорошие условия для размножения животных. Пользуясь всего лишь киркой, лопатой и тачкой, мистер Кольер построил плотины в двадцати пяти местах на старых запрудах, где когда-то обитали бобры, ондатры и прочие пушные звери. Эти болота имеют площадь от двухсот до тысячи двухсот пятидесяти гектаров. Снег на них задерживается, и болота вновь наполняются водой. В результате они быстро заселились ондатрами и другими пушными зверями, водяной птицей и крупной дичью, о чем свидетельствуют многочисленные следы. Действительно, все условия и облик этой территории изменились: вместо тишины и полного отсутствия жизни в ней возродились ее первоначальные богатства. Проблема ирригации площади, входящей в охотничьи угодья Кольера, была в значительной мере решена благодаря этому проекту. Проект Кольера на ручье Мелдрам является блестящим примером того, чего можно достичь в этой весьма перспективной области».
Так вот какие мысли возникли у инспектора Робертсона из охотничьей инспекции Британской Колумбии, когда он увидел, что произошло с ручьем Мелдрам с тех пор, как мы на нем по селились. Однако лишь в начале сентября я вспомнил о его словах: «Вам не мешало бы иметь помощников, чтобы следить за плотинами».
Было 10.30 утра. Лилиан занималась шитьем — она шила варежки на зиму. Визи склонился над столом, постигая тайны алгебры. Я проверил капканы перед тем, как ставить их в лесу, чтобы убедиться, что пружина работает хорошо. Вдруг Визи выпрямился и прислушался:
— Что это? — спросил он.
Я тоже прислушался и, услышав отдаленный гул мотора, безразлично пожал плечами.
— Это, наверное, самолет летит вверх по реке, — сказал я.
Канадская Тихоокеанская авиалиния открыла рейсы между Ванкувером (Британская Колумбия) и Уайтхорсом на Юконе, и ее самолеты часто пролетали над нашим домом.
— Это не самолет, — возразил Визи.
— А что же это?
— Машина.
— Машина? Здесь, в глуши? — я покачал головой.
Это было невероятно.
— Конечно, машина, — настаивал Визи, стоя у открытой двери. — Она еще за соснами, но это машина, и она идет сюда.
Я выбежал за дверь, Лилиан — следом за мной, мы остано вились в недоумении.
— Визи прав, — сказал я медленно. — Невероятно, но это машина.
Теперь уже можно было ясно услышать неровный гул авто мобильного мотора. Машина пробиралась по колее, которая была более пригодна для стальных колес, чем для резиновых. Машина действительно шла по нашей дороге. Она, вероятно, была еще в миле или больше от дома, но приближалась с каждой минутой. Скоро между соснами мы уже смогли разглядеть голубой кузов. Она двигалась, очень медленно и осторожно, но двигалась, а мы стояли в полном недоумении.
Автомобиль остановился рядом с нами, из кабины выскочил шофер, слегка пошатываясь, как обычно пошатывается человек, который долго сидел и вдруг быстро встал. Шофер был высокий и худой, лет сорока пяти или пятидесяти, его глаза покраснели от недосыпания, а на подбородке выросла щетина? Кто же он? Что ему нужно здесь?
Незнакомец быстро ответил на этот вопрос.
— Егерь Мотишо, охотничья инспекция Британской Ко лумбии, — представился он. — Вы Эрик Кольер, так?
— Собственной персоной. — Я поклонился. — А это моя же на и сын — Лилиан и Визи.
Егерь откозырнул, улыбнулся и сказал:
— Я уже слышал о Лилиан и Визи. — Он посмотрел на ма шину и нахмурился. — Ну, и дорога! Два прокола, сломанная рессора, вмятина на бампере и течь в радиаторе. Я заткнул ее жевательной резинкой. Какого черта вы не уберете часть камней и корней с дороги?