Я понял, что заболел, и сразу подумал о Визи. Он охотился в избушке, в низовьях ручья. Он был там один и охотился в восточной и северной частях наших угодий, а я оставался дома с Лилиан и охотился к югу и к западу от озера Мелдрам. Это было очень удобно, так как мы могли достаточно хорошо справиться с промыслом по всей нашей территории в то время, когда мех был самым лучшим. В последние два-три года Визи часто жил один в избушке, охотясь, и мы никогда не волновались о нем. Он был сильным, здоровым, и ни один индеец в Чилкотине не знал лучше него, как вести себя в лесу. Мы были уверены в том, что лес никогда не причинит ему вреда. Но теперь, когда ноги отказывались служить мне, я подумал: «Надеюсь, что у мальчика все в порядке».
Метель налетела через несколько минут, после того как я покинул костер. Скоро следы, оставленные мной утром, скрылись под снегом, и я мог найти их только на ощупь. Самих следов не было видно.
Прежде я никогда не попадал в подобные ситуации. С каждой минутой я становился все слабее. Желание прекратить борьбу, разжечь костер, сесть возле него и отдохнуть, а может быть, и немного поспать было почти непреодолимым. Но нет, этого делать было нельзя. Я должен идти вперед. Пусть медленно. Я двигался скорее усилием воли, чем напряжением физических сил.
Метель прошла, и воздух стал неподвижным. Теперь мне приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть, через каждые сто ярдов. Я отдыхал, стоя на лыжах, так как боялся снять их и сесть. Если бы я сел, то уже не смог бы встать и идти дальше. Мне надо было двигаться.
Ночь давно наступила, когда я добрался до дома. Только инстинкт подсказывал мне дорогу. Инстинкт и какая-то упрямая настойчивость, не позволявшая мне сдаться тайге. Отметины, которые попадались мне то здесь, то там и могли бы мне указать направление, потеряли для меня всякое значение.
Внезапно в темноте показались очертания дома. Я остановил ся, протирая глаза, и долго смотрел на него. Только через некоторое время я понял, что это наш сарай. Я сбросил лыжи и прислонил их к бревнам. Теперь они уже не нужны. Я уже дома или во всяком случае буду там, если у меня хватит сил добраться по тропинке от сарая к дому.
Лилиан, вероятно, сидела у окна гостиной, глядя в темноту и ожидая меня. Лилиан всегда немного волновалась, если меня или Визи ночь заставала в лесу. Кругом было столько опасно стей…
Она услышала, как я шел по тропинке, и встретила меня у черного хода, когда я, наконец, подошел к дому.
Она сразу поняла, что случилось что-то серьезное.
— Эрик, ты заболел, что с тобой? Что случилось? — вскрик нула она взволнованно.
— Да, что-то неважно себя чувствую. — Я с трудом добрался до кухни, опустился на стул и пробормотал: — Не бес покойся, ничего страшного, к утру все будет в порядке.
Ужин был на столе, но есть мне совершенно не хотелось. Я выпил чашку чая, разделся. Смутно припоминаю, что Лилиан помогла мне лечь в постель и укрыла меня одеялами. Меня продолжало знобить, хотя Лилиан положила под одеяло две грелки. Мне пришлось пролежать в кровати три недели, прежде чем у меня хватило сил встать.
К утру я был в бреду и ничего не сознавал. Белье на мне было насквозь мокрым, так как ночью я сильно потел. В буфете у нас была небольшая аптечка, но мы редко заглядывали в нее. В ней хранилось несколько таблеток хинина, микстура от кашля, несколько бутылочек с растираниями — и только. С тех пор как мы поселились на ручье, мы никогда не позволяли себе всерьез задумываться о том, что кто-то из нас может заболеть. До тех пор Лилиан не приходилось сталкиваться с чем-либо, кроме насморка или небольшой головной боли. Теперь, когда на нас нагрянула действительно серьезная болезнь, единственным более или менее подходящим лекарством в аптечке был хинин.
Лилиан каким-то образом заставила меня проглотить несколь ко таблеток хинина. Однако, сидя возле меня ночь напролет и укрывая меня одеялами, когда я метался в постели и сбрасывал их, она чувствовала, что нужно нечто большее, чем хинин.
Рассвело. Лилиан бесцельно стояла в спальне у окна, глядя, как над вершинами деревьев поднимается холодное солнце, и думала: «Что же делать?» И тут она вспомнила, что сегодня среда.
Эта мысль несколько успокоила ее душу. В среду вечером вернется Визи, и она не будет одна. Если потребуется, Визи сможет на санях поехать в Риск-Крик. В поселке Вильямс-Лейк, в тридцати милях к востоку от нас, теперь был врач, и, если слу читься что-нибудь плохое, Визи сможет поехать в Риск-Крик, позвонить в Вильямс-Лейк и вызвать врача, а потом он смог бы на санях привезти его к озеру Мелдрам. В ту зиму выпало столько снега, что ни один джип не смог бы проехать по дороге.
Визи устраивался с промыслом так, что по средам и суб ботам он приезжал домой и ночевал дома. Поэтому сегодня он должен был вернуться, а завтра, если потребуется, он мог бы поехать в Риск-Крик за помощью.
Мысль о том, что Визи к вечеру вернется, поддерживала Лилиан весь этот томительный день. В четыре часа дня она пошла на конюшню, чтобы накормить и напоить лошадей. Когда она стала накладывать сено лошади, из леса вышли лосиха с лосен ком, и через несколько секунд около сарая их уже было с полдюжины. Она дала и им сена, разбросав его по снегу, и, когда все принялись за еду, быстро убежала домой. Лилиан никогда не могла забыть тот момент, когда Старый Бандит упал замертво у ее ног. Этот случай навсегда оставил след в ее душе, и она не могла относиться спокойно к лосям, будь то корова или бык. Однако лоси не обращали на нее никакого внимания, когда она бежала домой: они были слишком заняты, отталкивая друг друга от сена.
В пять часов уже были зажжены керосиновые лампы, ящик для дров наполнен и свежая вода принесена из проруби на озере. Весь день я был без сознания. Я то лежал совершенно без движения, то метался в постели, когда меня прошибал пот.
Было уж шесть часов, а Визи еще не вернулся. К тому времени уже совсем стемнело. Теперь у Лилиан появилась новая забота: почему Визи не вернулся? Через каждые несколько минут она выходила из дома и прислушивалась. У Визи в избушке была верховая лошадь, и он должен был вернуться на ней. Почему же она не слышала скрипа смерзшегося снега под копытами? Кроме того, у Визи была обычно привычка свистеть, подъезжая к дому. Почему же она не слышала его свиста? А ей так хотелось его услышать! Что случилось, что помешало Визи приехать домой? Могло произойти множество разных вещей, но она отбрасывала эти мысли. Визи скоро вернется, он должен вернуться! С ним ничего не должно случиться.
В ночном небе послышался гул самолета, а скоро она увидела и огни. Самолет, принадлежащий, возможно, Канадской Тихоокеанской авиакомпании и перевозивший пассажиров из Принс- Джорджа в Ванкувер, пролетел прямо над нашим домом. Лилиан уже привыкла к тому, что над домом пролетают самолеты. Они обычно летели вдоль реки Фрейзер на север или на юг. Давно, когда самолеты впервые начали летать по этому маршруту, Лилиан приглаживала волосы, вытирала руки о фартук и выходила за дверь посмотреть на них, как будто бы летчик или пассажиры могли увидеть ее внизу и рассмотреть, как она причесана и чистые ли у нее руки. Привыкнув к самолетам, она перестала обращать на них внимание и продолжала заниматься своими домашними делами.
Но теперь, заслышав шум самолета, она выбежала в темноту и остановилась, глядя на мигающие огни.
— Ведь там тоже люди, — думала она. — Если бы я могла им дать сигнал или если бы они знали, что Визи нет дома… — Затем, осознав абсурдность своих мыслей, она топнула ногой и стиснула зубы, стараясь сдержать набежавшие слезы.
Огни самолета исчезли, и шум его мотора затих вдали. Лилиан снова была одна на снегу. Не обращая внимания на мороз, щипавший лицо и уши, она звала «Визи, приходи! Почему ты не идешь?»
Семь, восемь, девять — время тянулось мучительно долго. Лилиан пробовала читать, но вскоре отложила книгу. Она вдерну ла нитку в иголку и попыталась заняться шитьем, но и это занятие показалось ей бессмысленным. В тот вечер все потеряло для нее смысл.