- Получила? - крикнул приказчик вслед ей.
И, обращаясь к другому приказчику, Карпу, сказал:
- Ненавижу я нищих!.. Дармоеды! Ходят, просят и - сыты! И хорошо живут... Братия Христова, говорят про них. А я кто Христу? Чужой? Я всю жизнь верчусь, как червь на солнце, а нет мне ни покоя, ни уважения...
Другой приказчик, Карп, был человек богомольный, разговаривал только о храмах, певчих, архиерейской службе и каждую субботу беспокоился, что опоздает ко всенощной. Ещё его интересовали фокусы, и каждый раз, когда в городе появлялся какой-нибудь "маг и чародей", Карп непременно шёл смотреть на него... Был он высок, худ и очень ловок; когда в лавке скоплялось много покупателей, он извивался среди них, как змея, всем улыбаясь, со всеми разговаривая, и всё поглядывал на большую фигуру хозяина, точно хвастаясь пред ним своим уменьем делать дело. К Илье относился пренебрежительно и насмешливо, и мальчик тоже не взлюбил его. Но хозяин нравился Илье. С утра до вечера купец стоял за конторкой, открывал ящик и швырял в него деньги. Илья видел, что он делал это равнодушно, без жадности, и мальчику почему-то было приятно это. Приятно было и то, что хозяин разговаривал с ним чаще и ласковее, чем с приказчиками. В тихое время, когда покупателей не было, купец иногда обращался к Илье, понуро стоявшему у двери:
- Эй, Илья, дремлешь?
- Нет...
- А чего ты сурьёзный всегда?
- Не знаю...
- Скушно, что ли?
- Да-а...
- Ну, поскучай! И я скучал, было время... С девяти до тридцати двух лет скучал по чужим людям... А теперь - двадцать третий год гляжу, как другие скучают...
И он покачивал головой, как бы договаривая:
"Ничего не поделаешь больше-то!"
После двух-трёх таких разговоров Илью стал занимать вопрос: зачем этот богатый, почётный человек торчит целый день в грязной лавке и дышит кислым, едким запахом солёной рыбы, когда у него есть такой большой, чистый дом? Это был странный дом: в нём всё было строго и тихо, всё совершалось в незыблемом порядке. И было в нём тесно, хотя в обоих этажах, кроме хозяина, хозяйки и трёх дочерей, жили только кухарка, горничная и дворник, он же кучер. Все в доме говорили неполным голосом, а проходя по огромному, чистому двору, жались к сторонке, точно боясь выйти на открытое пространство. Сравнивая этот спокойный, солидный дом с домом Петрухи, Илья неожиданно пришёл к мысли, что в доме Петрухи лучше жить, хотя там и бедно, шумно, грязно. Мальчику страшно захотелось спросить купца: зачем он беспокоит себя, живя весь день на базаре, в шуме и суете, а не дома, где тихо и смирно?
Однажды, когда Карп ушёл куда-то, а Михаил отбирал в подвале попорченную рыбу для богадельни, хозяин заговорил с Ильёй, и мальчик сказал ему:
- Вам бы, Кирилл Иванович, бросить торговлю-то... Вы уже ведь богатый... Дома у вас хорошо, а здесь вонь... и скука!..
Строганый, облокотясь о конторку, зорко смотрел на него, рыжие брови у купца вздрагивали.
- Ну? - спросил он, когда Илья замолчал. - Всё сказал?
- Всё... - смущённо, с испугом в сердце, отозвался Илья.
- Подь-ка сюда!
Илья подошёл. Тогда купец взял его за подбородок, поднял его голову кверху и, прищуренными глазами глядя в лицо ему, спросил:
- Это тебя научили, или ты сам выдумал?
- Ей-богу, сам.
- Н-да... Коли сам, так - ладно! Ну, скажу я тебе вот что: больше ты со мной, хозяином твоим - понимаешь? - хозяином! - говорить так не смей! Запомни! Пошёл на своё место...
А когда пришёл Карп, хозяин вдруг, ни с того ни с сего, заговорил, обращаясь к приказчику, но искоса и заметно для Ильи поглядывая на него:
- Человек всю жизнь должен какое-нибудь дело делать - всю жизнь!.. Дурак тот, кто этого не понимает. Как можно зря жить, ничего не делая? Никакого смыслу нет в человеке, который к делу своему не привержен...
- Совершенно справедливо, Кирилл Иванович! - отозвался приказчик и внимательно повёл глазами по лавке, отыскивая дело для себя. Илья взглянул на хозяина и задумался. Всё скучнее жилось ему среди этих людей. Дни тянулись один за другим, как длинные, серые нити, разматываясь с какого-то невидимого клубка, и мальчику стало казаться, что конца не будет этим дням, всю жизнь он простоит у дверей, слушая базарный шум. Но его мысль, возбуждённая ранее пережитыми впечатлениями и прочитанными книжками, не поддавалась умиротворяющему влиянию однообразия этой жизни и тихо, но неустанно работала. Порой ему - молчаливому и серьёзному - становилось так скучно смотреть на людей, что хотелось закрыть глаза и уйти куда-нибудь далеко - дальше, чем Пашка Грачёв ходил, - уйти и уж не возвращаться в эту серую скуку и непонятную людскую суету.
В праздники его посылали в церковь. Он возвращался оттуда всегда с таким чувством, как будто сердце его омыли душистою, тёплою влагой. К дяде за полгода службы его отпускали два раза. Там всё шло по-прежнему. Горбун худел, а Петруха посвистывал всё громче, и лицо у него из розового становилось красным. Яков жаловался, что отец притесняет его.
- Всё журит: "Дело, говорит, делай... Я, говорит, книжника не хочу..." Но ежели мне противно за стойкой торчать? Шум, гам, вой, самого себя не слышно!.. Я говорю: "Отдай меня в приказчики, в лавку, где иконами торгуют... Покупателя там бывает мало, а иконы я люблю..."
Глаза у Якова грустно мигали, кожа на лбу отчего-то пожелтела и светилась, как лысина на голове его отца.
- Книжки-то читаете? - спросил Илья.
- А как же? Только и радости... Пока читаешь, словно в другом городе живёшь... а кончишь - как с колокольни упал...
Илья посмотрел на него и сказал:
- Какой ты старый стал... А Машутка где?
- В богадельню пошла за милостыней. Теперь я ей не много помогаю: отец-то следит... А Перфишка всё хворает... Манька-то начала в богадельню ходить, - щей там дают ей и всего... Матица помогает ещё... Сильно бьётся Маша...
- Тоже и у вас скушно, - задумчиво сказал Илья.
- А тебе очень скушно?
- Смерть!.. У вас хоть книжки... а у нас во всём доме один "Новейший фокусник и чародей" у приказчика в сундуке лежит, да и того я не добьюсь почитать... не даёт, жулик! Плохо зажили мы, Яков...