Альпинисты спускались уже более семи часов. Этапы делались всё короче, отдых — чаще и продолжительней. Соколову теперь удавалось пробить всего три, редко четыре метра траншеи. Потом он падал прямо в снег и лежал минут десять почти без сознания. Уже не думал, что может поморозиться. Помнил одно: идти, во что бы то ни стало идти! Нужно было добраться до места очередного бивака, где во время подъёма группа оставила немного продуктов. Без еды вовсе не смогут двигаться.
К пяти часам дня, спустившись почти на четыреста метров, они достигли места, где стояла их палатка несколько дней назад. Как давно это было!
Устанавливали палатку почти час. Едва закончили эту работу, Соколов свалился на развёрнутый спальный мешок и мгновенно заснул. Друзья стянули с него обувь и с трудом уложили его в мешок. Потом ползком выбрались из палатки. Помогая друг другу, рылись в свежем снегу. Рахим несколько раз был готов оставить это занятие. «Всё равно ничего не найдём, либо ветром сдуло, либо местом ошиблись». Кулагин молча продолжал работу, и Раззметов, глядя на него, снова принимался за дело. Наконец Иван наткнулся на маркировочный флажок, а затем на небольшой свёрток с продуктами.
Соколова разбудили с трудом. Он долго не мог понять, что от него хотят. Бормотал: «Что? Идти?..» Так и не проснувшись как следует, проглотил несколько ложек супа из мясных консервов.
На третий день спуска группа была в лагере «4 800 м». Для здорового человека отсюда до опорного лагеря часов пять пути. Но сколько времени пройдут они? Рахиму стало хуже: уже не может стоять.
Утром узнали от Николая, что Коробов вчера вышел из лагеря и скоро начнёт подниматься по леднику Боковому.
— Перед уходом он просил передать, чтобы мы не продолжали спуска, дожидались его здесь, — сказал Соколов.
Кулагин протестующе поднял руку.
— Да, да, Ваня. Я понимаю. С Коробовым наши геологи, мы знаем, какие они альпинисты. Сами попадут в беду. Мы и то не сразу нашли обход ледопадов и лавиноопасных мест. Это первое.
— Будем ждать, а вдруг снова непогода? Это второе, — добавил Кулагин.
— Верно. Но, главное, Рахима быстрее нужно доставить к врачу. Спускаясь, мы экономим время…
— Обо мне не думайте, оставьте здесь, — прошептал Раззметов.
— Знаешь, ты это брось! Свинство так говорить, — всегда спокойный Кулагин вдруг рассердился. — Ты что же, нас вторым сортом считаешь?
— Ладно, ладно, Ваня. Болен ведь Рахим… Тут надо вот о чём подумать. Спускаемся мы медленно. К опасным местам ледника доберёмся к середине дня. Как раз самое лавинное время! Если бы Рахим выдержал, — и Юрий рассказал о своём плане.
Снова включили рацию.
— Николай, передай Коробову, мы решили продолжать спуск…
Кулагин дёрнул товарища за рукав:
— Скажи, чтобы Коробов со своими ждал внизу.
Юрий кивнул и продолжал:
— Мы считаем, что альпинистский опыт его группы недостаточен для подъёма по леднику Боковому. Очень лавиноопасно. Пусть ждут нас в нижней части, под первым ледопадом.
…Только Соколов идёт с рюкзаком. Огромный прежде, теперь он как бы усох и нелепо елозит по спине, ударяется тугим комом каменных осколков. Спальные мешки, все мягкие вещи друзья в это утро положили под спину Рахиму и завернули его в палатку.
Крутизна спуска изрядна, но длинный свёрток, в котором едва можно различить лицо Раззметова, не скользит. Мешает всё тот же надоевший глубокий снег. Альпинисты, наклонясь, почти падая, тянут верёвки. Как огромным скребком вспахивают толщу снега. Груда снега перед свёртком всё растёт. Каждые пять-шесть метров приходится останавливаться.
Несмотря на холод, пот струйками стекает по лицам альпинистов. Измученные, полуголодные, они с упорством отчаяния разгребают снег. Особенно трудно Ивану: ещё болит всё тело. От нечеловеческого напряжения открылась рана. Он идёт, стиснув зубы, не произнося ни слова.
Очередная остановка, кто знает которая по счёту. Соколов склоняется к Раззметову:
— Как чувствуешь себя, Рахим?
Глаза больного закрыты, дыхания почти не слышно. Он без сознания.
— Давай скорей, Ваня.
Скорей! Скорей! Это единственное, что заполняет теперь их сознание.
Скорей, скорей, Рахиму очень плохо! Нужны лекарства, нужен врач.
Впереди узкий проход между лавинными конусами. Опасность грозит справа и слева. Мучительным усилием воли Соколов заставляет себя оценить обстановку; быть может, переждать до вечера и продолжить спуск ночью? Нет, одного взгляда на Рахима довольно, чтобы отказаться от этой мысли.