А Пьетро он очень любил.
И теперь отец знал, что в жизни мальчика наступил какой то переворот. Но к лучшему, или к худшему?
Он так много видал в жизни своей всяких переворотов, что предпочел бы, чтобы жизнь оставалась такой же, как и была, тихой и спокойной. Кусок хлеба есть, ну и ладно!
Клуб был очень велик и в нем в разных углах и разными группами копошились пионеры.
Кто писал лежа на брюхе газету. Кто выпиливал буквы для заголовка, кто читал. Большинство просто шумели, толкаясь от одной группы к другой. То и дело начинали песню, но обрывали, так как в другом углу запевали другую и ничего нельзя было разобрать.
Тонио и двое его спутников остановились в дверях.
Появление их, таких черномазых, черноволосых и черноглазых не могло не обратить на себя внимания ребят.
Кто работал, бросил работу и все обступили группу итальянцев, понемногу съуживая кольцо.
Итальянец-коммунист заговорил с ребятами и объяснил им, с трудом подбирая русские слова, кто такой Тонио и зачем пришел сюда.
Кое-кто из побывавших в цирке узнал его. По кругу пронесся шопот, и ребята продвинулись еще плотнее.
Они с интересом разглядывали мальчика, смотревшего на них с нескрываемым восторгом.
Наконец из группы пионеров кто-то выыступил вперед и обратился к Тонио. Тонио поглядел огромными глазами прямо в лицо говорившему, словно желая по губам узнать, что тот говорит.
Но ничего, конечно, не понял.
Тогда попытался он. Он протянул руки и, помогая себе ими, заговорил.
Ребята тоже, конечно, ничего не поняли. Тонио беспомощно обернулся.
Но ни отец, ни другой ничем не могли помочь его горю.
На его немой вопрос отец ответил ласковым пожатием руки.
Тогда Тонио еще раз оглядел тесное кольцо ребят в красном кольце галстуков и вдруг шагнул вперед и каким-то неуловимым, но властным жестом заставил ребят отступить назад.
Без толкотни и шума раздвинулся круг.
Тогда Тонио быстрым движением сбросил с себя пальто и перед изумленными ребятами на середину круга выскочила маленькая огненнокрасная фигурка.
Все шире и шире раздвигается круг. Маленькая красная фигурка каким-то необычайно легким и упругим движением взлетает вверх. Переворачивается в воздухе. Раз! Еще раз!..
Скользит вдоль пола. Раз, раз, раз, раз — двенадцать раз подряд колесом.
Подзывает отца.
Миг — и Тонио взвивается вверх. Миг — и Тонио поворачивается в воздухе и снова стоит на отцовских плечах. Улыбается. Отец чуть наклоняется. Разбег и Тонио делает свой удивительный неподражаемый прыжок.
И снова, как острый язычок пламени, то свиваясь, то развиваясь перед восхищенными взглядами ребят показывает Тонио все свои лучшие номера.
Те номера, которые он ни разу, со дня своего бегства из Италии, нигде и ни перед кем не показывал.
— Браво! Браво! — надрываются орут ребята. И все проталкиваются вперед и каждый жмет руку счастливому и сияющему мальчику, маленькому Тонио, снова одевшему свой красный костюм — Красному Тонио.
КОЛЬКА БАНДИТ
I
И до чего же скучно стало в деревне. Ни тебе поиграть с ребятами, ни в лес, ни на речку. Схоронились по хатам, позакрывались, сидят, молчат!
Ску-учно!
Это вот с той поры, как красные, большевики то-есть, ушли.
А чего это «красные», Колька толком не знал. Вот Серега, брат старший, ушел с «красными». А отец и слышать о нем не хочет. Мать — она конечно плачет, да потихоньку от отца — прибьет!
— Чтоб духу его не было у нас — загремит отец на всю хату — к большевикам проклятым ушел… убью коли вернется, так ты, жинка, и знай.
И так страшен был батька, что Колька не сомневался, — Сереги живым в хату не войти.
А теперь Серега, парень он хоть и молодой да деловой, разумный. Все на деревне знают. Коли пошел с красными, значит знает куда.
Ничего не понимал Колька, только как прошли красные и деревня вся как-то притихла, словно вымерла, заскучал мальчуган, затосковал, сам не свой сделался.
Деревня притихла, а кругом разгоралось пламя. Уходили и приходили красные, по ночам поднималась жестокая пальба. Через деревню провозили раненых, проезжали скоро-скоро конные, иногда гремели по дороге тачанки с пулеметами, а то и пушка тяжело грохотала на ухабах.
Все это возбуждало мальчика, тянуло, манило туда, где так крепко стреляют, где так весело лупят на быстрых конях, где кипит настоящая живая жизнь.