Робик хихикнул, но тут же принял сверхсерьезный вид и изрёк прокурорским тоном:
— Алик, ты, кажется, корчишь шута?
Алик вздохнул.
— Никаких «кажется». Именно корчу.
— Почему?
Алик взглянул на Робика в каком-то замешательстве.
— Потому, дорогой мой Робик, — сказал он, — потому что мне чуточку страшно. Понял?
— Не совсем, — чистосердечно признался Робик.
Алик усмехнулся и сел за средний пульт. Тотчас перед ним вспыхнул огромный круглый экран.
— Так вот она, — прошептал Алик.
— Кто?
— Чёрная Река.
— Пятьдесят минут, — отметил голос.
Алик показал Робику туманную и крохотную, но вполне заметную полоску метеоритной Чёрной Реки. Некоторое время они молча смотрели на эту далёкую размытую полоску.
— Разведчик, — сказал Алик.
— Слушаю, командир.
— Мне нужен пробный выстрел.
— Приказ принят.
На экране появился светящийся кружок ручного прицела. Было, конечно, слишком далеко для выстрела по Реке, но Алик выбрал для пробы небольшое сгущение точек на её фоне. Ему хотелось испытать, как быстро удастся навести на цель кружок прицела. Физиономия Алика расплылась в торжествующей улыбке — незаметное движение, даже не руки, не ладони, всего двумя пальцами, — и светящийся кружок тотчас послушно накрыл выбранный сгусток Чёрной Реки.
— Отлично, — сказал Робик. Алик слегка нажал педаль. На экране — ослепительная вспышка. Она мимолетнее, чем след земной «падающей звезды».
Алик уже сложил губы трубочкой — он вспомнил наконец мелодию забытой, но очень симпатичной песенки. Но засвистеть не успел: Робик вдруг вздрогнул так, будто услышал незаслуженное оскорбление. А может быть, даже угрозу.
— Что случилось? — спросил Алик.
— Не знаю.
— Почему ж ты…
— Постой. — Робик перебил Алика нетерпеливым жестом. Он явно прислушивался к чему-то. К чему?
«Да разве человек в состоянии это узнать? — с завистью подумал Алик. — Разве можно вообще сравнивать остроту чувств человека и самого среднего робота, не говоря уж о сатурнийских? Взять хотя бы слух: они слышат и ультразвуки, и радио — и телеволны, и ещё десятки тысяч других. Алик не переставал твердить, что роботы потому лишь не умирают со смеху, наблюдая человечью неуклюжесть, что по природе обладают незлобивым характером.
Поэтому сейчас он молчаливо и покорно ждал объяснений Робика. Покорно, но нетерпеливо. Даже в такой день, как сегодня, это было необычно — видеть беспокойство робота.
Но когда оказалось, что Робик и не собирается ничего объяснять, беспокоиться начал уже Алик.
«Он как пёс, учуявший змею», — подумал Алик (бабушкин Динго не выносил даже скромных и деликатных водяных змей из Дели).
Робик выдавил из себя только:
— Подожди меня здесь минутку.
— Что? — удивился Алик.
— Я сейчас вернусь, — проговорил Робик — и тут же шагнул на ленту транспортёра с надписью: «Поверхность».
Транспортёр тронулся с места, и стена бесшумно, как тень, сомкнулась за ним. Алик озабоченно покачал головой.
— Довольно-таки хлопотные каникулы, — сообщил он экрану, намереваясь завязать с ним беседу в подобном стиле. Но беседа как-то не клеилась.
Он один. Он может позволить себе погрустить. «Минута нытья», — определяет он про себя.
— Если так будет продолжаться, — вслух огорчился он, — то нам, чего доброго, ещё продлят каникулы. Тут со скуки умрёшь.
Но перспектива смерти от скуки была настолько неправдоподобна и столь же неправдоподобно комична, что Алик захихикал. Тут он вспомнил «смех охрипшей кукушки» и чуть не заплакал от смеха.
Внезапно он замолчал. Раздался голос Разведчика, в котором послышалось что-то очень похожее на панику или даже страх.
— Внимание! — закричал голос. — Вни-мааа…
Второе «внимание» переходит в отвратительное, беспомощное бормотание.
— Что? — переспрашивает Алик, не веря собственным ушам.
Никто не отвечает. Бессвязный и обезумевший голос ещё раз повторяет своё «вни-мааа…», и наступает жуткая тишина.
Алик встаёт, озирается и говорит:
— Я сплю. Алик, проснись!
Тишина. В глубине экрана безмолвно и медленно растёт и приближается полоса Чёрной Реки.
Страшнее всего, что начало происходить «что-то» и, по-видимому, продолжало происходить, и происходило теперь уже в совершенном молчании и тишине, которые были и непонятны и невыносимы.
— Робик! — пронзительно закричал Алик.
Ничего. Ни эха, ни ответа.
«Перестань верещать, — посоветовал Алик сам себе. — Это и глупо и некрасиво. Лучше подумай, что дальше».
Мгновение он молча размышлял с глубочайшей сосредоточенностью.
«Что встревожило Робика? — спросил он себя. — Чего испугался Робик?» — допытывался он.
Потом произнёс вслух:
— Буду говорить вслух. Так легче думается.
Он поднимает голову к потолку.
— Если ты слышишь, Разведчик, записывай. Я начинаю беседу сам с собой. Внимание!
Форма беседы была предельно простой: вопрос — ответ, вопрос — ответ…
Вопрос первый:
— Что могло встревожить Робика? Ответ:
— Не знаю.
Дальше всё шло как по нотам.
— Что ты предполагаешь?
— Его могла встревожить обычная авария Разведчика.
— Не думаю.
— Почему?
— Потому что обычную аварию Разведчик исправил бы сам.
— Следовательно?
— Во-первых, либо Разведчик сошёл с ума и отказывается сам себе помогать, а нам повиноваться…
— Либо?
— Либо, во-вторых, «это» пришло снаружи. И это… чужие.
— Ерунда.
— Почему ерунда? Во-первых, в неблагоприятных условиях бывало, что теряли сознание даже самые выдающиеся суперроботы. А мы находимся в условиях, по меньшей мере, неблагоприятных. Разведчик впечатлителен.
— Шуточки!
— Ничего подобного. А может, оба предположения верны. И на Разведчик проникли какие-то чужие, враждебно настроенные и зловредные пришельцы из космоса, те самые, например, что скрываются внутри Чёрной Реки, подцепили там Альфу и Бету, а теперь ловят нас… А Разведчик, не умея защитить себя… сошёл с ума.
— Ерунда!
Это слово Алик выкрикнул с глубочайшей убеждённостью. Оно и завершило столь примечательный диалог.
«Ерунда, ерунда, ерунда…» — упрямо и зло думал Алик. Потом он успокоился: «Иногда полезно говорить ерунду вслух. В сущности, собственные мысли можно оценивать по достоинству, только если выговариваешь их вслух, в уме они ухитряются прятаться».
А в общем, никакой пользы он из этой беседы не извлёк. Потерял несколько драгоценных минут на нелепую затею, чтобы убедиться, что мелет чушь.
Постой, когда он начал говорить ерунду? Первый вопрос ведь был правильный?
— Смотри-ка, — произнёс он назидательно. — Может, потому…
Но он не успевает закончить. Снова раздаётся испуганный — явно испуганный — голос Разведчика:
— Внимание, командиры! Внимание, командиры! Необходимо немедленно…
— Что? Что немедленно?! — со злостью орёт Алик, потому что после слова «немедленно» наступила тишина, а потом Разведчик забормотал: «Но… не… мёд… но…» — и замолчал.
Но что-то всё-таки произошло. Вздрогнула лента проходящего через центр зала транспортёра.
Алик вспоминает первый вопрос, который только что задавал сам себе, и тут же, не размышляя, не колеблясь, молча и упрямо ступает на разгоняющийся транспортёр. Здесь он широко расставляет ноги и сгибает их в коленях. Лента дрожит под ногами от скорости. Только б не упасть! Транспортёр сразу набрал такую скорость, которая разрешается лишь на открытых местах.
А даже если упасть? Все равно у любого транспортёра есть аварийные лапы, которыми он хватает и поддерживает теряющего равновесие человека. У любого нормального транспортёра… Но кто поручится, что этот нормален? Во всяком случае, по всем этим незнакомым залам, переходным туннелям, каютам и машинным отделениям лента мчалась с ненормальной скоростью.
Алик стоял, наклонясь вперёд, упираясь ладонями в бедра, вглядываясь в мелькающие передним картины и ежесекундно готовый к прыжку. Лицо сосредоточенно. Ничего более. Между тем когда он вдруг открыл рот и начал кричать, голос его, вопреки этому спокойному и сосредоточенному выражению лица, звучал как голос смертельно напуганного мальчишки.