-Конфетка… Давай поговорим. Мы ничего тебе не сделаем, ты же знаешь… Ну побегала, и хватит…
-Нет, — неожиданно даже для себя резко и громко выкрикнула Мишель, — нет! Я не хочу говорить. И не хочу больше ни с кем быть! Ни с кем!
Внезапно губы ее задрожали, девушка какое-то время пыталась сдержать слезы, но не смогла. Крупные капли потоком полились по щекам, по мгновенно размокшим губам, стекая за воротник куртки. Мишель боролась с собой молча, не позволяя вырываться рыданиям.
Она лишь на секунду закрыла глаза, и тут же почувствовала тяжелые, жесткие, такие родные объятия Мерла.
Вдохнула совершенно одуряющий запах его тела.
От этого, такого знакомого, такого позабыто-незабываемого ощущения спокойствия, теплоты, надежной гавани в его руках ей стало даже не по себе.
Мишель ведь думала, что все в прошлом, что больше никогда, никогда…
Но теперь, когда он обнимал ее, прижимал к себе, чуть царапая креплением протеза, успокаивающе бухтел что-то на ушко, Мишель поняла, что отказаться от этого она больше не сможет.
Как не сможет отказаться от ощущения невероятной цельности мира, охватившего ее, когда девушка почувствовала еще одни руки на своей талии и горячее, такое сладкое и родное дыхание Дерила на шее. Она просто тонула в забытых ощущениях, словно в бурном водовороте, внезапно подхватившем ее и понесшем в своих оберегающих объятиях далеко-далеко…
Девушка уже не отдавала себе отчет, что происходит, что делают с ней братья. Забыты были все мысли о том, что она им не нужна такая, что она никому не нужна.
Забыты были горькие и, казалось, неистребимые ощущения от нежеланных прикосновений к своему телу.
Потому что теперь она хотела, чтоб к ней прикасались, чтоб ее нежно и бережно трогали, целовали, ласкали.
И братья, между которыми она стояла, как будто в охранном, оберегающем кольце, сгорая от таких старых-новых ощущений, не торопились.
Они, словно хищники, прижимались все теснее, трогали все настойчивее, целовали, сначала лишь едва касаясь, затем все сильнее и яростнее, чуть прикусывая нежную шею, тонкие плечи, сладкие местечки за ушками, словно оставляя свои метки, закрепляя за собой опять свои права на нее, права собственности.
Теперь она их.
Опять и навсегда.
Больше никуда не денется.
Больше они ее не отпустят.
Мерл, оторвавшись от ее шейки, резко потянул вниз за рукав куртку девушки, обнажая руки и плечи, дернул за майку, разрывая, добираясь до груди. Он уже понял, что Мишель не будет сопротивляться, что она хочет этого не меньше их, поэтому перестал осторожничать.
Стресс и воздержание последних месяцев, когда они сначала искали ее как одержимые, потом смотрели на нее издали, страдая от невозможности прикоснуться, и особенно события последних дней и устроенная ради нее кровавая баня, давали о себе знать.
Он ощущал себя не человеком уже, нет.
Зверем, хищником, грубым и жадным, заполучившим, наконец, вожделенную самку после жестоких боев за лидерство.
Он резко рванул ремень на брюках Мишель, расстегивая и в один момент сдирая их с ног девушки.
Еще одно длинное, оглаживающее движение рукой от шеи, нежной, чувствительной груди до тонкой, так податливо гнущейся под его пальцами, талии, подхват под ягодицы.
Мишель не успела охнуть, как оказалась на бедрах Мерла, спиной упираясь в тесно прижавшегося к ней Дерила.
Воздуха катастрофически не хватало, Мишель задыхалась, сходила с ума, ощущая обжигающие поцелуи Дерила на своей шее, глядя в ставшие бездонными, затягивающими, колдовски обволакивающими, глаза Мерла.
Вот он еще раз чуть приподнял ее на руке, легко, словно она ничего не весила, и, все так же не отрывая от нее взгляда, медленно опустил ее на себя, входя сразу, полностью.
Мишель ахнула, словно в первый раз, ощущая его в себе, выгнулась, упершись еще сильнее затылком в широкую и твердую грудь Дерила, закусила губу, утопая в глазах Мерла, в своих ощущениях, без шанса выбраться на поверхность.
Водоворот подхватил и понес, покачивая в надежных, твердых объятиях, заставляя сходить с ума, захлебываться от жажды, дикого желания.
Сквозь шум воды, заглушающий все другие звуки, прорывалось только хриплое сдавленное дыхание Мерла, собственные низкие, прямо-таки животные стоны и лихорадочный шепот Дерила:
-Мишель… Мишель… Маленькая… А мне можно будет потом? Ты простила? Мне можно?
Мишель, не в силах, что-либо отвечать, только кивала головой, чуть поворачиваясь к нему, позволяя жадно припадать к губам, прижимать к себе все сильнее, ощущая, как твердые, с царапающими нежную кожу, жесткими мозолями, ладони плотнее обхватывают за талию и сильнее насаживают на Мерла.
До ощущения невероятной тесноты, до сладкой боли.
Мерл, зарычав громче и задвигавшись еще более рвано и сильно, наконец, кончил, прижавшись к ее шее губами.
Дерил тут же снял девушку с брата, не разворачивая ее, прижимая к себе упругими ягодицами, входя сзади.
Мишель так и осталась висеть между братьями, ухватившись за шею Мерла, продолжая неотрывно глядеть в его все еще не остывшие от страсти глаза.
Дерил шумно дышал ей в шею, резко и сильно двигаясь, перемежая поцелуи сбивчивым шепотом:
-Мишель, Мишель… Моя Мишель… Прости меня, Мишель… Прости меня…
Его не хватило надолго, слишком сильно было возбуждение, слишком долгим и мучительным был перерыв.
Ее тоже.
После братья еще какое-то время стояли, не размыкая рук, на выпуская ослабевшую, практически повисшую на них девушку, словно боясь, что она опять исчезнет.
Тюрьма встретила их восторженным гомоном.
Было совершенно непонятно, на кого смотреть в первую очередь.
Рик с идиотской улыбкой и цветным кульком в руках.
Андреа с легкой тревогой, сменившейся практически осязаемым облегчением, когда братья ссаживали Мишель с байка в три руки.
Гризли, с невероятным для его всегда невозмутимой физиономии проступающим паническим страхом в глазах, не выпускающий из поля зрения спокойно улыбающуюся Керол, неосознанно поглаживающую живот.
Мишонн, как всегда, спокойная, с загадочной полуулыбкой на пухлых губах, и, никак не умеющий оторвать от нее пожирающий взгляд, Мартинез.
У них никто ничего не спросил, все были крайне заняты собой.
Мерл, покачав головой, кивнул Дерилу на пикапчик, пошел решать вопрос к одуревшему от счастья Рику.
После, не заходя в тюрьму, очень быстро погрузившись в машину, Диксоны и Мишель выехали с территории тюрьмы.
Мишель даже не спросила, куда они едут. Она настолько эмоционально и физически вымоталась, что уснула практически сразу, как только села в машину. И, пожалуй, впервые за долгое, очень долгое время, она спала без кошмаров.
Ведь Диксоны, ее ловцы снов, теперь неотступно охраняли ее, не подпуская беду.
Проснулась она от того, что машина остановилась.
Потянулась, в полусне еще, лениво открывая глаза. Она чувствовала себя в безопасности, в абсолютном покое.
-Давай, красотка, выпрыгивай, — снаружи раздался веселый голос Мерла.
Мишель выскочила в предупредительно открытую дверь и застыла.
Небольшой домик, один этаж.
Внутри, Мишель это прекрасно помнила, одна комната, она же кухня, маленькая печка-буржуйка и большой, застеленный мягким покрывалом из шкур животных, топчан.
Крепкий и такой широкий, что втроем на нем совсем не тесно.
Их домик, где все началось, где они были так невероятно, невозможно счастливы.
Из которого зачем-то уехали.
И теперь вернулись.
Словно жизнь, совершив круг, вместивший в себя дорогу, поиски, потери, боль, обретение, вернула их к истоку, к тому месту, где они, совершенно точно, всегда будут счастливы.
Потому что будут вместе, втроем.