Было еще далеко до вокзала, а навстречу нам уже попадались эвакуированные с вещами на плечах. Как смешно они одеты! Вот на женщине — белая панамка и валенки с галошами, пальто канареечного цвета и черный шарф. В руках две корзинки, за которые держатся маленькие дети. Впереди шествует баба в телогрейке и пуховом платке. Это, наверное, местная домовладелица.
У входа в вокзал толпятся люди. Стоит милиционер для порядка. Мы нырнули в дверь. Народу здесь! Люди плотно сидят на лавках, на подоконниках, спят на полу. Кто-то кричит, где-то громко спорят, плачут дети, слышится свисток милиционера. Все эти тысячи звуков летят вверх под высокий потолок зала, там смешиваются, и эхо сводного гула докатывается до меня.
Тревожный гул вокзала наваливался сверху, давил на плечи. Казалось, он хотел сломить меня, запугать, уничтожить желание бежать на фронт. Вот-вот заплачу от страха перед неизвестностью… Но я креплюсь, я пытаюсь увидеть голубое небо и услышать чистый, прозрачный голос моей матери, от которого мне всегда было так спокойно и радостно…
Я показал Вовке на противоположный угол. Кажется, там свободнее. Нелегко пробраться через зал. Поднимешь ногу, чтобы шагнуть, а на полу спят люди. Так и стоишь, как страус, с поднятой ногой, пока не ухитришься найти место, куда ее поставить.
На одной скамейке сидел старик с исхудалым лицом. Он глодал корку хлеба. Рядом расположилась молодая женщина с чемоданами. Она положила на них руки, как ворон крылья на добычу.
— Барыня ты, вот ты кто, — прошамкал старик.
— Чемоданов-то сколько! — добавила сидящая неподалеку женщина с ребенком. — А нашего брата из-за этих чемоданов в вагон не пускают.
— Я вот сейчас позову милиционера, — сказала молодая женщина. — Он тебе покажет!
— Испугала милиционером!
Мы с Вовкой продвигались дальше. Кругом люди — усталые, печальные.
На подоконнике сидела девушка. Худенькая, с голубыми глазами и косичкой за спиной. Она смотрела перед собой в одну точку. Кажется, она плакала, но слез не было видно.
— Около вас можно присесть? — спросил я.
— Место не купленное! — ответила девушка, даже не посмотрев в нашу сторону.
— Ты здесь меня подожди, — сказал я Вовке, — а я узнаю, когда эшелон на Москву пойдет. Может, мы таким же самым способом, как сюда приехали, и в Москву отправимся.
— Сомневаюсь, — сказал Вовка. — Думаю, что дело у нас швах…
— Тебе уж обратно в школу хочется. Так иди к капитану. Он тебе билет в мягкий вагон выдаст. Нытик! Я тебе так скажу: уж если решили — значит, добьемся. И отступать нельзя. Не посадят в поезд — к грузовику прицепимся. В конце концов, у нас ноги есть — пешком до фронта дойдем. Сиди здесь и жди!
Я стал пробираться к выходу. Теперь я был умнее. Я шел вдоль стенки. Настроение у меня, конечно, препоганое. Но надежды я не терял. Больше я за Вовку переживал. Маловер он и скептик. Привык к легкой музыкальной жизни. А как в оборот попал, так у него дело швах.
Но оказалось, что переживал я за него зря. Чужая душа — потемки! Как только я ушел, у Вовки начался разговор с этой грустной девушкой. Разговор доподлинно мне стал известен потом, через несколько дней.
— У вас какое-нибудь горе? — спросил Вовка девушку.
— Сейчас у всех горе и несчастье! — ответила она, мельком взглянув на Вовку.
— Верно, — поддакнул Вовка. — Но все люди бывают несчастны по-разному, так Лев Толстой сказал.
Девушка удивленно посмотрела на моего приятеля.
— А вы куда едете? — спросил Вовка.
— Никуда!
— А зачем же на вокзале?
— От тетки убежала.
— Почему?
— Много будешь знать, быстро состаришься.
Кажется, Вовку смутил этот резкий ответ девушки, и он замолчал.
Девушка вдруг спросила:
— Как тебя зовут?
— Вова.
— А меня — Нина. Я из Харькова.
Они опять помолчали, и Вовка деликатно сказал:
— Люди должны больше знать друг о друге.
— Может быть, — ответила девушка. — Ты знаешь, что такое нудный человек… Это тот, кто о своей жизни рассказывает.
Опять девушка будто не замечала собеседника. Ее большие голубые глаза смотрели безразлично. Будто она была одна в этом огромном зале, среди тысячи людей.
Вовка рассматривал девушку. Ему нравились очертания ее подбородка, губ, правильная линия лба, ее светлые, выгоревшие на солнце волосы, заплетенные в тугую косу.
— Если у тебя никого нет, зря ты убежала от тетки! — сказал Вовка.
— Нет, не зря! — произнесла девушка, и в глазах ее мелькнуло зло. — Тетка моя богомолка, кликуша, она говорит: «Ты прикинься дурочкой и милостыню проси. Иначе чем я тебя кормить буду?» А я лучше с голоду умру…