Между тем, я всё больше замечал, что моя жизнь казалась мне скучной, а учёба перестала приносить радость или интерес. Она стала сводиться к простому желанию избежать отчисления, я перестал читать интересные мне статьи учёных, книги, чтобы сэкономить время на выполнение рутинного составления конспектов. Многие хорошие преподаватели отправились на войну добровольцами как медики, и заменили их совершенно унылые люди, порой даже не разбиравшиеся в преподаваемых предметах.
С личной жизнью тоже не вязалось. У меня не было ни семьи, ни друзей. Люди смотрели с презрением на молодого человека, который всё ещё не на фронте. Некоторые девушки даже открыто заявляли, что не хотят иметь знакомств с трусом, Это же чувствовалось и среди преподавателей. В кругу семьи постоянно обсуждали людей, отправившихся на поля сражений. В том числе и соседского сына Дави Кроуфорда, отправившегося на войну по приказу отца. Все считали его героем. Это мнение подкрепляли приходившие письма, повествующие о его подвигах. Автором этих писем, конечно же, был сам Дави.
Внутри меня теплилось чувство, странное и порой пугающее. Я как будто хотел поехать на фронт, однако заявить это прямым текстом самому себе не хватало сил. Я желал побед и славы, жаждал крови врагов и хотел вернуться домой героем. Вот тогда меня уже точно начнут уважать все. Но было и другое чувство. Оно тормозило меня, уговаривало остаться. Я не мог сказать, что я боялся фронта, но что-то отталкивало меня от пункта сбора добровольцев.
Но вдруг, в январе 1916 английское правительство издало Закон о военной службе. По нему все одинокие мужчины в возрасте от 18 до 40 лет призываются на фронт. Поскольку собственной семьи у меня не было, я был мобилизован.
В тот день я взял газету по дороге в университет чтобы, как обычно, почитать в перерыве. Увидев данный заголовок, я был счастлив. Дальнейшее происходило как во сне. Я собрал некоторые вещи, отправил письмо домой и направился в пункт сбора. Вот то, что даст мне путь в люди, откроет мне светлую жизнь, позволит завоевать уважение других людей.
В трясущемся, переполненном вагоне поезда, едущего на восток, я говорил себя: «ведь у Германии нет ни достойных союзников, ни колоний. Не могут же они победить вставшую против них Европу. Наступление немцев уже захлебнулось, а значит, скоро мы победим». Во время движения по территории Англии нас встречала солнечная погода. Снег блестел в его лучах, деревья стояли в своих белых нарядах как офицеры, провожающие нас. Солдаты пели, смеялись и шутили. Так было и по дороге в французском тылу, и во время переправы через Ла-Манш. Однако по мере приближения к передовой погода ухудшалась.
Над нами нависали свинцовые облака, было холодно и сыро. Никто больше не пел и не шутил, все словно чувствовали дыхание смерти. Оно было выражено колоннами раненых, идущих нам на встречу, раскатами и грохотом орудий, изуродованным трупом лошади на дороге, людьми, роющими новую братскую могилу. Встречающиеся солдаты смотрели на нас с сожалением, если они могли смотреть. У некоторых раненых были перемотаны глаза, скорее всего они уже никогда не смогут видеть, у некоторых кровь спеклась на лице, перекрывая обзор, другие были в бреду или под действием морфия, поэтому им было не до рассматривания нового пополнения, четвёртые и вовсе были мертвы.
Не так я представлял себе фронт…
Многие солдаты жалеют своих противников. Многие испытывают суеверный страх, видя винтовку в руках врага. Некоторые просто отчаиваются, превращаясь в безвольную массу. Они желают, лишь бы это быстрее закончилось, но не сражаются так ожесточённо, как следовало бы. Такие люди сидят в своих укреплениях, как звери в норах, и плачут, когда мысленно, а когда и вслух о том, как они скучают по дому и семье. Конечно, и их можно понять, но как будто не знают, что нужно сделать, чтобы быстрее вернуться с фронта.
А я знаю ответ. Нужно побеждать врага, как в крупных сражениях, так и в мелких столкновениях. Смерть каждого немецкого солдата приближает мою встречу с мамой и папой, с родной деревушкой, с любимым делом, медициной. Возможно, вы могли подумать, что меня сделали военным врачом. Если бы! В армии Британской империи не так велика смертность среди докторов, поэтому их и без меня хватает. А вот пехоты недостаёт. Поэтому я сижу в воронке от взрыва, с винтовкой в руках, по колено в грязи и с неоконченным медицинским образованием.