Дело в том, что В. П. заботливо укрывает зайца от дождя за пазухой брезентовой штормовки.
Дале «пииты» и Митька заканчивают поэтическое упражнение втроем:
8.00. Едем в сторону Новогрудка — бывшей столицы литовского княжества (Минск в ту пору был жалкой деревушкой). Впереди дорога, длинная, как слуцкий пояс. Такой носили польские и литовские магнаты (он оборачивался вокруг торса, как минимум, три раза). Служил хозяину и кошельком, и местом для крепления оружия, и чем-то вроде «бронежилета», если сказать на современный лад. Вот и нас дорога и охраняет, и защищает от всего: дурных мыслей, ненужных встреч, лени…
С обеих сторон узкого шоссе — поля и пущи. С.С. рассказывает, что здесь находился эпицентр восстания Кастуся Калиновского, которое подавлял бывший декабрист генерал Муравьев. На упрек одного из современников, что он много повесил восставших, Муравьев ответил резко (может быть, самому было не по себе…): «Я — не из тех, кого вешают (очевидно, намекал на пятерых повешенных сотоварищей), а из тех, кто вешает сам!» Такая вот метаморфоза.
Кстати, генерал остался в памяти потомков еще и тем, что по его приказу на территории Западной Беларуси построены церкви-муравьевки (так их прозвал народ). С целью борьбы с католичеством и насаждения православия. По архитектуре эти церкви напоминают подмосковные храмы и никак не вяжутся с местными костелами, кое-где так и оставшимися стоять рядом.
8.30. Въезжаем в Новогрудок. Древняя столица Литвы стоит на холмах, густо обсаженных липами. Это водораздел: одни реки, берущие здесь начало, впадают в Балтийское море, другие текут на юг, в Черное. Но важнее, что это место как бы исторический «водораздел» двух религий: православия и католицизма. Здесь всегда наиболее острым было противостояние Запада и Востока. И до нового времени, и потом…
В годы Второй мировой войны именно здесь, в Ново-грудке и вокруг него, базировались все противодействующие силы: Армия Людова (просоветские поляки) и Армия Крайова (опора Лондонской польской эмиграции), армия генерала Андерса (созданная в Мурманске и воевавшая против Роммеля в Египте, а потом вернувшаяся в Европу) и советские партизаны. Кроме них, здесь были и литовско-белорусские полицаи, и, конечно, немцы, и, наконец, просто бандиты…
С.С. интересно пересказывает свой очерк о противостоянии советских партизан и Армии Крайовой. Рассказ любопытен еще и потому, что его главный герой Гурген Мартиросов — старый товарищ Петра Федоровича Крапивина (деда С.С. и отца В. П.) по преподавательской работе в Гродненском пединституте (и, как выяснится чуть позднее, дальний родственник Крапивиных)…
— … Да, немало крови пролилось в ту пору на здешних землях, — говорит Сергей Сергеевич в конце своего повествования. — И в Белоруссии, и в Польше. И порою жестокая военная судьба сталкивала между собой людей, одинаково любивших свою страну. Случилось так, что в состоянии жесткой конфронтации оказывались разные польские армии и партизаны. И все-таки надо отдать должное полякам: все они фашистов ненавидели крепко и сражались с захватчиками храбро…
Вспоминаем строчки польского поэта Константы Ильдефонс (в переводе Иосифа Бродского):
Повсюду, на год, на век ли, повсюду: во льду ли, в пекле, в земле африканской, мурманской, гонимо долей цыганской, останется гордым и правым, в собственной смерти повинным рассветом бело-кровавым…
8.50. Мы в Новогрудке. Чистый ухоженный городок с булыжниковыми мостовыми. Родовое имение поэта Мицкевича (ныне музей). Съедобные (по мнению С.С. — большого гурмана) улитки на дорожке, ведущей к музею. Амбарный замок на воротах (оно и понятно: рано еще…).
Сергей Сергеевич упоминает имя: Марыля Верасшаки. Известно, что она — дама сердца Мицкевича. Но что с ней стало, С.С. не знает.
А. К. называет другое имя — Каролина Собаньская, урожденная графиня Ржевусская. Этой удивительной женщине посвящали свои стихи и Адам Мицкевич, и Александр Пушкин.
Влюбленный Мицкевич во время пребывания в Одессе: «О, если б ты лишь День в душе моей была…»