Тогда они снова закружили по комнате в поисках масла, а потом опять сошлись в середине и уставились друг на друга.
— Ничего более странного я не видел, — сказал Джордж.
— Совершенно непостижимо! — сказал Гаррис.
Затем Джордж зашел Гаррису в тыл и увидел там масло.
— Оно что, тут было все время? — воскликнул он возмущенно.
— Где? — закричал Гаррис, оборачиваясь назад.
— Да стой ты спокойно! — взрычал Гаррис, срываясь за ним.
И они счистили масло и положили его в заварочный чайник.
Монморанси, разумеется, находился в гуще событий. Цель существования Монморанси заключается в том, чтобы путаться под ногами и навлекать на себя проклятия. Если ему удается забраться туда, где он не нужен в особенности, пробесить всех до невозможности, довести до исступления каждого, заставить людей швырять ему в голову всякие вещи, — тогда он считает, что день у него попусту не пропал.
Добиться того, чтобы кто-нибудь об него споткнулся и честил час напролет, — вот высшая цель и смысл его жизни. И когда ему удается достичь в этом успеха, его самомнение становится совершенно невыносимым.
Он являлся и садился на вещи — как раз тогда, когда их нужно было укладывать. Он трудился с навязчивым убеждением, что Джорджу или Гаррису, когда те протягивали за чем-нибудь руку, всякий раз был необходим именно его мокрый холодный нос. Он сунул лапу в варенье; достал все чайные ложки; прикинулся, что лимоны суть не что иное, как крысы, забрался в корзину и убил три штуки прежде чем Гаррис успел хватить его сковородкой.
Гаррис сказал, что я его подстрекаю. Я не подстрекал его. Собаке наподобие этой подстрекательств не требуется. Это — природный, исконный порок, порок прирожденный, который заставляет ее вытворять подобное.
Укладка вещей была закончена без десяти час. Гаррис уселся на большую корзину и сказал, что, он надеется, ничего не разбилось. Джордж сказал, что если что-нибудь и разбилось, то оно уже разбилось (это замечание его вроде как успокоило). Еще он добавил, что готов идти спать.
Идти спать готовы мы были все. Гаррис сегодня должен был ночевать у нас, и мы поднялись в спальню.
Мы бросили жребий, и Гаррису выпало спать со мной. Он спросил:
— Ты, Джей, любишь спать у стены, или как?
Я сказал, что, в общем-то, предпочитаю спать на кровати.
Гаррис сказал, что это неоригинально.
Джордж спросил:
— В котором часу вас будить, ребята?
Гаррис ответил:
— В семь.
Я возразил:
— Нет, в шесть, — потому что собирался написать несколько писем.
Мы с Гаррисом немного поспорили на этот счет, но в конце концов поделили разницу и назначили половину седьмого.
— Разбуди нас в шесть тридцать, Джордж, — сказали мы.
Джордж не ответил. Мы осмотрели Джорджа и обнаружили, что он уже спит. Тогда мы поставили у кровати лохань (так, чтобы утром, вставая с постели, он в нее кувыркнулся) и отправились на боковую.
ГЛАВА V
Нас будит миссис П. — Джордж-лежебока. — Надувательства с «прогнозом погоды». — Наш багаж. — Порочность мальчишки. — Мы собираем народ. — Мы шикарным образом отбываем и прибываем на Ватерлоо. — Простосердечие служащих Юго-Восточной железной дороги в отношении такой суетности, как поезда. — Плыви, наш челн, по воле волн.
Разбудила меня наутро миссис Поппетс.
— Вы в курсе, сэр, что уже около девяти?
— Чего девяти? — закричал я, вскакивая.
— Часов, — ответила она в замочную скважину. — Я думала, проспите еще.
Я разбудил Гарриса и озадачил его. Он сказал:
— Ты вроде как собирался вставать в шесть?
— Ну собирался. Почему ты меня не разбудил?
— Как бы я разбудил тебя, когда ты не разбудил меня? — парировал он. — Теперь до воды мы к полудню не доберемся. Удивляюсь, как ты вообще взял на себя труд проснуться.
— Хм, — сказал я. — К счастью для тебя, что взял. Если бы не я, ты так бы и провалялся здесь все полмесяца.
Несколько минут мы огрызались в подобном духе, пока нас не прервал вызывающий храп Джорджа. Он напомнил нам, впервые с тех пор как нас разбудили, о его собственном существовании.
Вот он лежит — человек, который спрашивал, во сколько нас разбудить, — на спине, рот широко открыт, колени торчат под одеялом.
Я не знаю, в чем здесь причина, но вид другого человека в постели, который спит, когда не сплю я, доводит меня до исступления. Это ужасно: смотреть, как драгоценные часы человеческой жизни — бесценные мгновения, которые больше никогда не вернутся, — тратятся всего лишь на тупой сон.