— Всего вам хорошего!
— Спасибо, Игорь!
Вскарабкавшись на пятый этаж, я перевёл дух и позвонил в дверь. Из распахнувшейся двери пахло пряным духом: мать жарила котлеты. Переступив порог, я пожал отцу руку.
— Здравствуйте, Илья Кузьмич.
— Здравствуйте, Артём Ильич. — Он пропустил меня в прихожую и закрыл дверь со своей обычной невозмутимостью. Как будто я вернулся из магазина, а не прилетел за полторы тысячи километров.
— Чего не позвонил? Мы бы стол накрыли.
— Сыночек, здравствуй, любимый! — подоспевшая мама бросилась ко мне с поцелуями. Папа принял пальто, критически пощупав тонкую подкладку.
— Повезло. Ещё чуть-чуть — и разминулись бы!
— Куда это вы собрались?
— Дай Артёму зайти, Илья, что ты его в прихожей застрял! — для виду поворчала мама и скрылась на кухне.
В гостиной я уселся на диван. Ковёр на стене эффектно дополнил повествование папы.
— Купил «горящие путёвки» в Египет. Мама всю жизнь хотела посмотреть пирамиды, а я настоящий кальян покурить.
— Что ж, это неплохо для кругозора. А когда вернётесь?
— Через двенадцать дней: десять дней там, плюс два дня на дорогу. Короче, одна нога здесь, другая там, — гимнастически резюмировал отец.
— Эй! Покоритель Востока, Артём, идите есть, котлеты готовы, — позвала нас мать.
— Что тебе привезти из Египта? — спросила она меня за столом.
— Что угодно, лишь бы не из папируса. И, умоляю вас, не катайтесь на верблюдах…
— Чего это вдруг?
— Это пошло.
— Не бурчи. Ну, за Египет! — Мы чокнулись коньячком.
Спустя час родители умчались в аэропорт, навстречу Красному морю и горячим пескам. Где-то в глубине души я им завидовал. Один дома, староват я для такого фильма. Впрочем, формат «Три мушкетёра» никто не отменял.
— Алло, Миша? Как вы там?
— Очень прилично! Погоди… Эй ты, в бабочке, ещё графинчик нам принеси! Только в темпе, а то мы ритм теряем! Алло, Артём, как там родители? Передавай им поклон!
— Они уехали в Египет!
— Опа, братишка, нельзя так с родными!
— Они сами уехали, пирамиды им приспичило посмотреть.
— Зашибись, они на Восток, а ты в «Колосок»! Помнишь, где это?
— О, чёрт. Миша, это же забегаловка для алкашей.
— Очнись и пой, его давно переделали в семейный ресторан со стриптизом и чилаутом.
— С чем?!
— Ты приезжай, сам всё увидишь, а главное, потрогаешь!
Через сорок минут я стоял в фойе ресторана «Колосок». Охранник со стеклянным глазом искал мою фамилию, водя пальцем по списку персон «нон грата».
— Я у вас ещё не бывал, можете не искать.
— Все так говорят. Оружие есть?
— Нет, а что вы можете предложить?
— Шутник? Ну-ну, милости просим!
В центре зала шумел небольшой, человек на тридцать, корпоратив. Тамада, словно сошедший с рекламы реабилитационного центра, величаво произносил тост. Мужики гоготали над шутками из книги «Весёлое застолье», стр. 82. В дальнем углу помещения чинно пьянствовали оба моих друга: сто двадцать кило Миши и сто шестьдесят сантиметров Серёжи. В полумраке ресторана я подкрался к ним с фланга и гаркнул: «Руки вверх, проверка моногамности!» В ответ Миша элегантно подавился солёным помидором. Сергей тут же начал бороться за жизнь друга: удары его кулачков обрушились на спину Макарова.
Про Мишу я уже рассказывал, теперь привлеку ваше внимание к моему второму товарищу. С Сергеем Лаптевым нас познакомило уральское телевидение, где мы с Макаровым размещали рекламный ролик его первой СТО. Мой слоган «Поломалась тачка — доставай заначку!» Лаптев назвал идиотским, в ответ я обозвал его кретином. Мы чуть не подрались, и это переросло в крепкую дружбу.
После телевидения Сергей сменил с десяток работ. На каждой из них он цинично пренебрегал дресс-кодом: его арафатка и армейские башмаки органично дополняли образ антиглобалиста, эзотерика и почти дистрофика. Невысокий, сутулый, худощавый, Лаптев был ходячим олицетворением кризиса среднего возраста. Собранные в хвост каштановые волосы. Седина небольшого кустика бородки. При взгляде на этого почти тридцатипятилетнего подростка у большинства людей в голове само собой всплывало слово «планокур», и всплывало небезосновательно. Но Сергея это ни капли не смущало. И беззастенчивый пофигизм Сергея был нам по вкусу.
Наконец-то Миша откашлялся:
— Нельзя же так пугать, я чуть концы не отдал! — с румяного от водки Михаила можно было рисовать символ Олимпиады-80. Его серо-голубые глаза искрились от радости и алкоголя, а пятнистый румянец во всю щёку подчёркивал богатырское здоровье. Я улыбнулся и виновато развёл руки в стороны. Макаров по-медвежьи сгрёб меня в охапку.