Монстр тут же увел вниз ало-рыжие глазки, сцепил на мощном брюхе когтистые ручищи, начал их внимательнейшим образом рассматривать.
— Ну, не знаю, не знаю… Жизнь всегда ценнее всего, не так ли? Правда, беженцев у нас давно тут не бывало… Но как мне помнится, денежек у них при себе всегда на самую малость побольше, чем то требуется для главного мага. На самый чуток, но все же…
— Не боись, братан, — довольно злым голосом утешил монстра Леха. — Мы все свои излишки тебе сольем, не беспокойся! Чтобы не надорваться ненароком под их тяжестью! Ты только не побрезгуй, прими!
Монстр начал задумчиво рассматривать собственные когти. И этак рассеянно обронил:
— Беру только вперед…
— Ясное дело, братан, — холодно заключил Леха. — Такие нехорошие парни, как ты, всегда берут только вперед. А такие, как я, берут назад. Ну, бывай! Некогда мне тут с вами ля-ля, а то вдруг му-му какое подвалит… так что пошел я с кирглями разбираться! А потом сразу назад, сразу к тебе, родному, — с нашими-то излишками…
Сзади жалобно хрустнула дверка, которую мощный Леха вышиб пинком, покидая тесный кабинетик. Тут же огорченно взвыли субъекты, кому данная дверка по пути что-то там прищемила, близкое и сердцу крайне дорогое. Вигала устремился за ним, почти нежно прихватив мюсли за плечи. Тимофей ошарашено подумал, что двум амбалам, по всей видимости, абсолютно наплевать на то, что Лехину речь вполне можно трактовать как намек. И причем намек угрожающий — я тебе взятку дам, да я ж ее и возьму…
— До скорого свиданьица, — вежливо бросил он местному бюрократу и успокоительно так улыбнулся. — А вы наше прошеньице уже зарегистрировали?
Выходить обратно на улицу по пути, проложенному — или, точнее, продавленному — через очередь этими двумя, было легко. Субъекты из очереди стояли строго по стеночкам, скалили зубы, но ближе не подходили и более активных действий предпринимать не спешили. Тимофей вывалился на площадь, рысцой подбежал к сладкой парочке, в данный момент дружно взирающей сверху вниз на ссутуленного мюсли. Мюсли, всхлипывая и нервно подергиваясь, опять что-то курлыкал.
— Он говорит, — быстро переводил Вигала (вот знаток лингвистики!), — сестра у него старая, муж ее бросил еще лет двадцать назад — по причине крайней склочности характера и нескладности фигуры… Она зарабатывает себе на жизнь наложением обманных чар. Например, надо тебе к чужой жене, у которой муж уехал, так что ей некому теперь излить свою чувствительную душу — а в доме куча родственников от мужа осталась, все бдят, если куда-нибудь выйдет, тут же в сопровождающие набиваются… Идешь к мастерице обманных чар, она на тебя налагает облик какой-нибудь родственницы женского пола, желательно — родственницы этой самой чужой жены. А потом прямо к даме! Запираешься с ней в комнате, тушишь свет, задергиваешь занавеси… На ощупь-то все равно мужчина! Опять же воры такими вещами пользуются, ревнивые мужья…
— Как это? — проявил жгучий интерес Леха.
— Ну… Налагают на себя облик предполагаемого соблазнителя, подстерегают свою жену где-нибудь вне дома — в лавке, на пустынной улице. И смотрят на ее реакцию. А потом, если сомнения таки подтвердятся, можно уже и в облике жены подкрасться к соблазнителю, чик — и раз и навсегда лишить его возможности одаривать мужей рогами. А самому скрыться под шумок. Здешний закон это позволяет, даже одобряет…
— М-да…
Леха почему-то враз закручинился. Неужели он надеялся прямо тут, так сказать, в перерыве меж боями, завести какую-нибудь интрижку?
— А если на самом деле ничего не было? А муж все равно клянется и божится, что было? — поинтересовался Тимофей.
Вигала с едва заметной усмешечкой глянул на обоих людей.
— Здесь это невозможно. Правоту своих клятв подтверждают, сунув голову в пасть Клонейскому Быку, а он, сердешный, в ответ на лжесвидетельство тут же шейку перекусывает самым недвусмысленным образом, головы лишает… Так что здешних замужних обольщать не советую никому. Ну, может, после столь пространных справочных сведений вернемся все-таки к нашим баранам? В смысле к кирглям? Месяца три назад уважаемые киргли, небольшой общиной проживающие неподалеку от дома достойного мюсли и его сестры, заявились к старушке и потребовали срочно свернуть свою лавочку. А в подтверждение своей нижайшей просьбы перебили в доме все, что попалось на глаза. Включая и кувшины с магическими притираниями, с помощью которых налагаются обманные чары… Маги-оружейники помочь старикам отказались — им киргли больше по душе, они их прямо-таки обожают, так как те варят лучшую в округе солнечную брагу. А маги-оружейники питают к этому напитку самые теплые чувства. По всем этим причинам старушка больше не работает, старики затягивают потуже пояса, а бизнесом с обманными чарами уже начали активно заниматься киргли. Как это у вас квалифицируется — передел сфер влияния, я прав?
— Как я уже отмечал, ты в наших терминах просто спец, Вигала, — тяжело вздохнув, сказал Тимофей. — Ну и каковы росточком вышеуказанные киргли? Полагаю, в благодарность за уступленную очередь от нас ждут не меньше чем адекватных мер? В смысле тоже пойти и перебить там все на своем пути…
— Приблизительно, — кивнул Вигала. — Смысл уловлен правильно. Хотя бить там придется не только горшки, но и головы… Ну, вперед?
Они вдвоем с Лехой торопливо развернулись и устремились в переулок, выходивший в один из углов площади. Мюсли с готовностью затрусил за ними.
— Робин Гуды вы мои, — печально проговорил Тимофей, обращаясь уже к могучим спинам, — прямо-таки Стеньки Разины без княжон! А скажите-ка, на какие шиши мы будем давать взятку местному мздоимцу? Леха, как у тебя с запасом золотых цепочек?
— Эх сенсей, — укоризненно прогудел спереди Леха, продолжая резво перебирать ногами по каменной мостовой и удаляясь все дальше и дальше от опечаленного всеми этими заботами Тимофея. — Дитя ты в путевых делах, право слово! Помяни мое слово — там, где есть такие разборки, там непременно и деньги имеются!
— А вот это уже ограбление, — пробормотал себе под нос Тимофей, тяжко вздыхая и пускаясь в путь вслед за этими двумя. — Хулиганство, вымогательство, организованная преступность, порча имущества, грабеж, предложение взятки — я уж и не знаю что сказать. И чего мы тут еще не наворотим…
Злополучные киргли проживали в очень симпатичном домике — размахом на два-три квартала, с типичными здесь узкими окошками и толстенными стенами. Единственное в облике дома, что смогло хоть как-то утешить Тимофея, — это то, что в высоту дом имел всего один этаж. Вот радость-то — меньше этажей, больше кислороду… в смысле меньше народу.
Сами киргли оказались детинами под два метра ростом, с черной кудлатой шерстью на головах и острых ушах. Они прогуливались перед домом, они сидели перед домом, они высовывались из окон…
И имели слишком уж явный перевес перед двумя сумасшедшими — иного эпитета к Вигале с Лехой Тимофей подобрать никак не мог. Да, собственно, и не пытался даже. Двое сумасшедших в компании с одним несчастным учителем тюк-до против целой общины кудлатых здоровяков. Одно слово — безумству храбрых…
Роль Сусанина в этом безумном действе исполнял старичок-мюсли. А вот интересно, мюсли — это название всей его расы или только народности? «Впрочем, не все ли нам теперь равно», — горько подумалось Тимофею. Хотя, безусловно, помереть за расу приятнее. По сравнению со смертью за какую-нибудь ма-аленькую такую народность… И название звучало так загадочно — мюсли. На его родной Земле по странному совпадению так называлась простая смесь сухого геркулеса с сухими же фруктами и еще чем-то там таким же низкокалорийным и малосъедобным… Старичка предупредительно отослали метров за сто от дома. Надо полагать, домой, к сестрице-старушке — щи хлебать, благодетелей ждать… А затем Вигала и Леха, даже не останавливаясь, промаршировали к дому. На манер Ильи Муромца с Алешей Поповичем… Вот он, час «Ч».
«И никто не узнает, где могилка моя», — со странной смесью восторга и ужаса подумал Тимофей. Проблема в том, что убивать этих кирглей никак нельзя. Стало быть, на поражение бить не следует. Бить надо исключительно с расчетом на временное успокоение. А что, если у них жизненно важные точки находятся как раз там, где у людей— просто успокоительные? Дашь такому в ухо — а голова-то и отвалится. И будет он, Тимофей, изображать вариацию гамлетовского — «бедный Йорик», дескать, хоть я его лично и не знал…