— Тебе лучше подняться наверх, — медленно произнес он. — Присмотри за этими охотниками.
— Конечно, Эрл. Хорошо.
Глава двадцать первая
День постепенно прояснялся, и к полудню тонкий солнечный луч упал на потертый ковер в гостиной доктора Тейлора в Эвондейле.
Келли стоял у окна, сунув руки в карманы, шериф плотно уселся на стуле с прямой спинкой, положив свою широкополую шляпу на колено. В комнате они были одни, но говорить было не о чем; никаких соображений, которыми стоило обменяться; воцарившееся молчание стало знаком их неудачи.
Они здесь работали с самого рассвета, допрашивая доктора и его дочь, затем вернулись в Кроссроуд, чтобы получить новую информацию от агентов и полицейских, работавших по этому делу. Но до сих пор не удалось получить никакой определенной зацепки.
Правда, они узнали целый ряд существенных обстоятельств. Они узнали состояние белого, узнали, что негр болен и его лихорадит. И ещё они узнали, что беглецы укрылись в каком–то старом сельском доме, что вначале у них был фургон, а сейчас появился седан.
Из других источников они узнали, что седан принадлежит женщине по имени Лорен Вильсон, приятельнице Эрла Слэйтера. Френка Новака задержала полиция в Балтиморе, и он заговорил; от него получили фамилию Слэйтера и его адрес, это вывело на аптеку в Филадельфии, где работала девушка. Сейчас её машина исчезла, и в квартире тоже было пусто. Связь казалась совершенно очевидной; негр привез её в убежище, где они скрывались. Потом поехал в Эвондейл за доктором.
" — Парень неплохо соображает», — подумал Келли с невольным уважением.
Еще он подумал, что врач охотно с ним сотрудничает. Во всяком случае, старается сделать все возможное. Он считал удары своего пульса, чтобы определить время поездки, и по его оценке негру понадобилось около часа, чтобы доставить их на место. Правда, он не мог учесть все повороты и крюки по дороге. И его оценки того, сколько они ехали по бетону и сколько — по проселочной дороге, оставались всего лишь предположениями.
Вооруженные этими фактами и соображениями полицейские на десятке машин в тесном сотрудничестве с агентами ФБР, разъезжавшими на джипах и фургонах для овощей и фруктов, прочесывали местность к юго–западу от Кроссроуда. Удалось установить самолет, звук которого слышал врач; это был коммерческий рейс, направлявшийся на юго–восток в сторону Нью–Йорка. Если память врача не подвела, они находились к западу от федерального шоссе, когда самолет пролетал над головой.
Но найти и схватить беглецов не удавалось. Келли понимал, что это опасная неудача. Вероятнее всего, Слэйтер с Ингрэмом двинутся в путь, когда стемнеет; это означало немалую опасность для людей, которые могли встретиться им по дороге.
Келли взглянул на часы: уже два. Если его предположение верно, в их распоряжении оставалось не так много времени. Некоторое время назад врач поднялся наверх, чтобы разбудить дочь. После того, как её допросили, он дал девушке снотворное и отправил в постель. Келли хотел снова с ней поговорить, так как у него возникло подозрение, которое не пришло в голову шерифу: врач с дочерью неосознанно защищали негра. Даже не сознавая этого, стремились спасти его.
Сейчас он без остановки расхаживал по комнате.
— Проясняется, — сказал он, глядя на солнечные зайчики на ковре. Неплохой день для охоты.
— Может снова пойти дождь, — возразил шериф. — Любите охоту?
— У меня не было особых возможности ей заняться. — Они так много говорили о деле, которым занимались, что перемена темы стала большим облегчением. — Но в прошлом году удалось поохотиться в Джорджии на индюков. Очень специфическое занятие. Они бегают быстро, как лошади, и могут услышать хруст сломанной веточки за тысячу футов. Сидят на дубе или на сосне в двадцати футах у вас над головой и кажутся большими, как грузовой самолет. А потом исчезают. Скрываются. Разукрашены всеми цветами радуги — и зеленым, и золотым, и черным — и просто исчезают из виду прежде, чем успеешь поднять ружье.
— Интересно, — протянул шериф, доставая трубку. В его тоне слышались одновременно интерес и скептицизм — реакция истинного охотника. — Наши фазаны ничего особенного не представляют, но хорошие стрелки приезжают сезон за сезоном, и число их не уменьшается.
— Ваша дочь мне рассказывала. Она, оказывается, тоже любительница. Келли рано утром заезжал в дом к шерифу и Ненси наспех накормила его завтраком.
— Я, бывало, брал её на охоту ещё маленькой, — усмехнулся шериф. — Не знал, что она по–прежнему этим интересуется. Дочка неплохо стреляла. — Он медленно покрутил в руках трубку. — Думал, она позабыла все вместе с джинсами и кедами. Когда девушки начинают заниматься лентами и юбками, их уже не прельщает беготня с ружьем по полям.
— Может быть, вы правы, — Келли тактично уклонился от определенного ответа; он заметил некоторую напряженность между шерифом и дочерью и не собирался вмешиваться в в их отношения. Утром она встретила его очень доброжелательно, выглядела доверчивой и весьма привлекательной в белом свитере и черных брюках, её светлые волосы были завязаны сзади в конский хвост. В субботу ей не нужно была идти в свою контору. Они поговорили об охоте и рыбной ловле, о местах, которые оба знали в Нью–Йорке, и Бог весть о чем еще, в кухне было тепло, запах дыма их сигарет смешивался с ароматом бекона и кофе. Он слушал её с пониманием и уместным сочувствием постороннего человека. Понял, что ей хочется поговорить, и слушал…
Шериф все ещё крутил в руках трубку.
— Мы с Ненси в общем–то очень близки, — сказал он, словно защищаясь. Но иногда… — Шериф твердо посмотрел на Келли, словно доверяясь ему, но отказываясь просить помощи. — Иногда я не могу её понять. Может быть, я слишком замкнут.
Шериф колебался; не в его обычае жаловаться постороннему на личные проблемы. Келли ему нравился, он доверял ему, но тот оставался посторонним.
— Не знаю, — буркнул он, вынужденный признать поражение. — Мне хотелось бы с ней поговорить, помочь всем, чем могу. Но просто не знаю, как это сделать.
— Она сама в состоянии себе помочь, — возразил Келли. — Вы можете поддержать её, но и только. Она должна забыть его — и за неё вы этого не сделаете.
Шерифу понадобилась пара секунд, чтобы понять, что имел в виду Келли. Потом он сказал: — Да, — и провел рукой по губам, преодолевая болезненную судорогу, которая свела горло. Так вот в чем дело… Почему же она не сказала?
— Она права, — поспешил сказать Келли, неправильно истолковав горечь, появившуюся в глазах шерифа. — Если ему не хватило ума её удержать, то не стоит и говорить о нем. — Тут он замялся, щеки неожиданно залил румянец. Раз старик не знал… — Посторонний всегда лучшая жилетка, чтобы выплакаться, — сказал он, проклиная себя за бестактность.
— Почему же она мне не сказала? — так тихо произнес шериф, что Келли пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать его слова. — Вот чего я не понимаю…
Келли готов был откусить себе язык.
— Мне ужасно жаль. Я думал…
— Естественно. Естественно, когда девушка говорит своему отцу. Кстати, кто он такой? Или вы предпочитаете хранить её секреты?
— Не имеет обижаться, — спокойно заметил Келли. — Ни на нее, ни на меня.
Шериф был несколько обескуражен его тоном; немногие отваживались так с ним разговаривать, особенно когда он был раздражен. Потом устало улыбнулся:
— Вы правы. Извините меня.
— Она познакомилась с ним в Нью–Йорке. Около года они встречались. А потом все изменилось. По его вине. — Келли поднял руку, останавливая вспышку шерифа. — Ваша дочь отнеслась к этому как взрослый человек. Никаких сцен, никаких обвинений, никаких ответных глупостей. Она просто собрала свои вещи и уехала домой.
— Я её не понимаю, — беспомощно развел руками шериф. — Но это не её вина, верно? Это моя вина. Я просто не понимаю.
— Вы не единственный, кто говорит такое о женщине, — Келли с радостью прикрылся этой банальной истиной. Он не доверял слишком детальным разбирательствам семейных конфликтов. Не доверял людям, предлагавшим их быстрые решения. Пустые разговоры об эдиповых комплексах заставляли его чувствовать себя неловко. Анализ постороннего зачастую мог быть правильным, но это ничего не значило. Крупная дробь обычно куда–нибудь да попадает. Такой дробью можно убить и шершня, но нельзя остановить их рой.