Все само собой образуется. Он верил в эту философию, так как считал, что в жизни всегда есть место надежде; и сам научился надеяться и ждать.
Пусть отношения у них не складывались. Но ничего, все образуется. Шериф был очень требовательным человеком, причем сам этого не сознавал. С годами он рос все выше и выше, и теперь был чертовски далеко от земли. Ему следовало вернуться на землю — сменить грязные пеленки, нечаянно получить в глаз болтающейся маленькой ножкой, спрятать в бумажник несколько новых фотографий малыша. Келли прекрасно понимал, что решение её проблем поможет и ему. То, что сделает её счастливой, сделает счастливым и его. Кому–то повезет — такое дело щедро вознаграждается. Только спешить не следует; нужны терпение и известное чувство юмора.
Услышав шаги на лестнице, шериф поспешно встал, стараясь выбросить их разговор из головы. Келли сказал:
— Позвольте мне поговорить, не возражаете? Похоже, я догадываюсь, в чем состоят их трудности.
Шериф кивнул; за последне время его уважение к Келли резко возросло.
— Действуйте.
Врач открыл дверь, пропуская дочь в комнату.
— Садись, дорогая, и устраивайся поудобнее, — сказал он. — Это много времени не займет, верно, шериф? Мы рассказали все, что смогли вспомнить.
— Постараемся закончить поскорее, — шериф улыбнулся девушке. — Вам полегчало после того, как немного вздремнули?
— Да, спасибо. — Она устроилась на диване, подобрав под себя ноги в шлепанцах; девушка выглядела милой, юной и отдохнувшей, но по крепко стиснутым пальцам Келли видел, что она нервничает.
Достав блокнот, он сел поближе к ней.
— Кэрол, я полагаю, вам известно, что такое подсознание?
— Ну, более — менее.
Келли улыбнулся.
— Хороший ответ.
Он понял, что за внешней сдержанностью прячется напуганный ребенок; он видел, как быстро бьется жилка у неё на горле, и также быстро поднимается ещё не оформившаяся грудь.
— Однажды я был влюблен в чудесную девушку, — сказал он, но сделал это так, что ничто в его голосе не позволяло расценить замечание, как неуместное.
— Что? — переспросил шериф, уставившись на него.
— Это было давным — давно. Но она была красавицей, Кэрол.
— Да? — Казалось, её это заинтересовало. — И как же она выглядела? Блондинка, брюнетка или как?
— Не помню, — сознался Келли. — Я был ей совершенно очарован. Там был ещё один парень, весьма симпатичной наружности и при деньгах, поэтому меня она просто не замечала.
— И сколько же ей было лет? — с некоторым сомнением спросила Кэрол.
— Ей было десять, — ответил Келли, — но для своего возраста она была весьма капризной и балованной.
— Вы шутите!
— Нет, я серьезно, Кэрол, — тихо сказал Келли. — Я говорю очень серьезно. Я не помню, как она выглядела, потому что не хочу этого. Часть моего сознания просто прячет её от меня, чтобы не вызывать беспокойства. Кэрол, мы забываем вещи, даже не зная, что забыли — это наш своеобразный предохранительный клапан, защитное устройство, которым все мы пользуемся, не сознавая этого.
— Но я ничего не скрываю. Честное слово, ничего.
Врач похлопал её по плечу.
— Конечно, дорогая, — и взглянул на Келли. — Я понимаю, что вы имеете в виду — и поверьте, я очень старался быть с вами честен.
— Своими жизнями вы обязаны негру, — сказал Келли. — Он боролся за то, чтобы вернуть вас обратно, и добился этого. Даже рискуя получить пулю в лоб.
— Понимаю, понимаю, — кивнул врач. — Он спас жизнь Кэрол, и я не в состоянии этого забыть. Но я изо всех сил старался, чтобы это не повлияло на мои показания.
— Верю, — согласился Келли. — Но подумайте вот о чем: возможно, вы бессознательно стараетесь отплатить ему за свое спасение. Вы не хотите вытащить на свет такое, что засунуть его шею в петлю.
— Я уже сказал вам все, что мог, — отрезал врач. — Когда его поймают, я добьюсь, чтобы он получил лучшего адвоката штата. Человек вел себя храбро и порядочно — чтобы он там не совершил.
— Прекрасно, — сказал Келли. — Сделайте для него все, что сможете. Но подумайте: как только стемнеет, эти люди двинутся в путь. Они вооружены и находятся в отчаянном положении. Кто–то наверняка окажется у них на пути. Подумайте об этом человеке. Им может оказаться офицер полиции, которого дома ждут дети, мирный торговец или домашняя хозяйка, может быть юная девушка. Кто бы им ни был, он может погибнуть. И тогда ничем не поможете вашему негру. Помочь ему можно только сейчас — до того, как он попадет в ещё большую беду.
— Я ничего не скрываю, — в голосе врача сквозило упрямство.
— Во всяком случае давайте остановимся на некоторых деталях, — не отставал Келли. — Забудьте про машину, дороги, погоду. Просто постарайтесь сосредоточиться на гостиной в том доме.
— Мне больше нечего сказать вам. Доски пола разной ширины. Балки обтесаны вручную. Обо всем этом мы уже говорили. В сельской местности можно найти сотни таких домов. Старые дома, выстроенные ещё до войны, с каменными стенами толщиною в два фута и камином, где быка можно жарить. Именно это привлекает к нам состоятельных людей — удовольствие восстановить такие старые реликты. Я не видел в доме ничего особенного. Обрабатывал рану и безумно боялся, что дочь убьют у меня на глазах. Может быть, я и пропустил что–то такое, что могло бы помочь найти этот дом. Но как вы не можете понять, что мне было не до того, чтобы проводить инвентаризацию.
— А у меня были завязаны глаза, — добавила Кэрол. — Я вообще ничего не видела.
— Да, конечно, — Келли покопался в своих заметках. — Но оба вы упомянули, что в доме чувствовался запах еды. Что–то напомнило вам кислую капусту. Каждый раз, когда мы подходим к этому месту, вы употребляете слово «напомнило». Это была не кислая капуста, а что–то на неё похожее? Не могли бы вы высказаться поточнее?
Врач нахмурился.
— Мне показалось, это похоже на кислую капусту. Разве не так, Кэрол?
— Не знаю. Думаю, я сказала про капусту, потому что так сказал ты. Но это вообще не было похоже на еду… — Она слегка нахмурилась, ни на кого не глядя, и Келли понял, что она пытается отыскать что–то спрятанное глубоко в её сознании.
— Так что же это было, Кэрол? — мягко спросил он. — Это была не еда, верно?
— Нет, скорее это было похоже… ну, на запах в школьной химической лаборатории. Что–то резкое и неприятное.
— Пожалуй, ты права, — признал врач.
— Какая–то кислота? — спросил шериф.
— Нет… я пытаюсь вспомнить.
Все замолчали, Келли затаил дыхание.
— Папа, а это не было похоже на горчичный пластырь? Вот все, что приходит мне в голову.
— Горчичный пластырь?
— Может быть, кто–то в доме был болен, — сказал Келли.
Врач заходил по комнате, нервно щелкая пальцами.
— Не горчица, не кислота…Подождите секундочку. — Он посмотрел на шерифа. — Бальзам Перу. Вы помните это лекарство?
— Конечно.
— Да, точно — бальзам Перу. Не понимаю, чем это может вам помочь, но теперь я уверен: там был бальзам Перу!
— А что это такое? — спросил Келли.
— Старое патентованное лекарство от всех болезней, вроде целебной мази доктора Пратта или капель матушки Мерсер. — Бледное усталое лицо доктора от возбуждения разрумянилось. — Вы помните его, шериф? В былые годы в сельской местности не найти было дом, где на видном месте не стояла бы кружка с этим снадобьем. Им пользовались при ожогах, головных и прочих болях, да практически в любых случаях. Кэрол упомянула горчичный пластырь, и это напомнило мне о лекарствах.
— Теперь мы можем попытаться выйти на след, — сказал шериф. Последнее время его заказывают не часто.
— Проверим всех врачей и все аптеки, — Келли встал, глядя на часы. Доктор, могу я воспользоваться вашим телефоном?
— Да, конечно. Он в холле.
Келли задержался, заметив несчастные глаза девочки.