Ингрэм говорил спокойно, но усталая уверенность в его голосе напугала врача.
— Подождите минутку, — торопливо сказал он. — Ведь если вы в меня выстрелите, вам это ничего не даст.
Ингрэм понял, что готов нажать на курок, и это его успокоило. Пистолет делал свое дело; он одновременно господствовал над тем, кто держал его в руках, и над тем, на кого был направлен.
— Не стреляйте. — повторил доктор, было видно, что его решимость иссякла. — Я поеду с вами.
— Прекрасно, — буркнул Ингрэм, с трудом переводя дыхание.
— Расскажите мне все, что сможете, о состоянии вашего друга. Когда он был ранен и куда попала пуля?
— Пуля попала в плечо. Четыре, может быть, пять часов назад.
— То есть около восьми часов вечера. — Доктор понимающе кивнул. — Банк в Кроссроуде?
— Верно.
— Стало быть, ваш друг получил пулю из специального полицейского пистолета калибра 0. 38, — протянул доктор. Он был очень бледен. — Рана сильно кровоточила?
— Я не видел. Но он очень слаб и немного бредит.
— Разумеется, это шок. — Доктор с сомнением посмотрел на стеклянные шкафы в маленьком кабинете. — У меня здесь нет плазмы, но можно взять физиологический раствор и раствор глюкозы. Они понадобятся. Что же еще? Он посчитал на пальцах, продолжая торопливо перечислять: — Новокаин, пенициллин, антистолбнячная сыворотка — так, давайте посмотрим — конечно, димедрол и секунезин, чтобы его успокоить. Все это у меня есть. Сколько нам ехать?
— Некоторое время это займет.
— Понимаю, — кивнул доктор после небольшой паузы. — Я упакую все, что нужно…
Собрав чемодан с лекарствами и инструментами, он взглянул на свой халат.
— Не могу же я ехать в таком виде. А вся одежда наверху.
— Разве внизу нет плаща?
— Да…на вешалке в прихожей.
— Вполне достаточно, — сказал Ингрэм. — Я отвезу вас обратно, как только смогу, обещаю, док. И ещё одно: положите в чемодан рулон марли. Мне придется чем–то завязать вам глаза, когда мы выедем из города. Клянусь, что вы не пострадаете. Но я не хочу, чтобы вы привели к нам полицейских. Вы все понимаете, верно?
— Конечно, — с горечью кивнул врач.
Ингрэм вывел его в прихожую, держась немного позади с пистолетом наготове. Доктор надевал плащ, и в этот момент Ингрэм услышал, что перед домом тормозит автомобиль. Когда мотор умолк и наступила тишина, он повернулся и взглянул на бледное лицо врача.
— Кто это?
Дверца автомобиля хлопнула и на дорожке, ведущей к дому, раздались чьи–то торопливые шаги. Ингрэм почувствовал, как напряглись его нервы.
— Кто это? — снова прошептал он.
— Не знаю.
— Возвращайтесь в кабинет. — Ингрэм толкнул доктора перед собой и закрыл дверь, прислонившись к ней спиной и упираясь пистолетом в живот врача. — Лучше честно — кто там?
— Говорю вам, не знаю. Это может быть кто угодно. Человек, у которого заболела жена, или кто–то еще.
— Почему он не позвонили в дверь?
Лицо доктора как–то сразу осунулось, глубокие тени пролегли у него под глазами, губы начали дрожать.
— Не знаю, не знаю.
Ингрэм приложил ухо к двери. Он слышал низкий рокот голосов, потом кокетливый смех. Щелкнул замок и в прихожей застучали каблучки.
— Папа? — девичий голос, мягкий и немного хриплый от возбуждения. Папа? Ты ещё не лег?
— Ей всего шестнадцать лет, — с отчаянием прошептал врач. Он смотрел на Ингрэма с бесконечной мукой на лице. — Шестнадцать лет, вы слышите меня?
Ингрэм почувствовал, как кровь приливает к лицу.
— Ничем не могу вам помочь, — сказал он, качая головой. — Ничем.
— Папа? Можно к тебе на минутку? Мы так прекрасно провели время…
— Милая, завтра у нас будет целый день. Думаю, тебе лучше пойти спать. Мне нужно кое–что… мне нужно кое–что доделать…
Ручка двери медленно повернулась.
— Папа, я только хотела сказать тебе кое–что…
— Нет, отправляйся спать!
— Поздно, док, — резко бросил Ингрэм. — Стойте спокойно. — Держа пистолет у бедра, он открыл дверь и обращаясь к юной девушке, стоявшей в прихожей, сказал: — Заходите.
Та неуверенно улыбнулась отцу, Ингрэм закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
— Я не знала, что у тебя кто–то есть, папа. Ты не сказал…
— Мне очень жаль, — сказал Ингрэм, показывая пистолет. — Теперь не нужно кричать, даже не нужно разговаривать. Просто стойте тихо и спокойно.
— Папа! — прошептала она. — Кто это?
— Все в порядке, Кэрол, — неестественным деревянным голосом сказал отец и обнял её за хрупкие плечи. — Его друг ранен. Я должен поехать его перевязать.
— Всем придется поехать, — вы это понимаете, доктор?
— Вы не посмеете её забрать!
— Посмею.
— Что вы за человек? Или вообще не человек? — Голос врача дрожал от бессильной ярости. — Вы просто животное — так будет точнее, верно?
— Не знаю, не знаю, — беспомощно буркнул Ингрэм. — Но я просто вынужден так сделать, док. — Страх в глазах девушки и ярость в глазах отца секли его, как кнутами. — Я должен помочь другу. Я никогда в жизни не делал ничего плохого. А сейчас угодил в беду. Пусть для вас я не человек, но Богом клянусь, что ни вы, ни ваша дочь не пострадаете. Вы поможете моему другу, и я немедленно отвезу вас домой. Клянусь в этом. Клянусь. Вам совершенно нечего бояться.
— Я не боюсь, папа, — тихим мягким голосом сказала девушка. — В самом деле, я не боюсь. Пожалуйста, обо мне не беспокойся. — Она была маленькой и изящной, почти ребенок в розовом вечернем платье и серебряных бальных туфельках, но смотрела твердым понимающим взглядом. — Он не причинит нам вреда. — Я ему верю, папа.
— Вы не пострадаете, — заверил Ингрэм с неожиданным теплом в голосе. Я же вам поклялся, разве не так? Ладно, поехали…
Глава шестнадцатая
Дорожка, ведущая к ферме, затвердела от мороза; Машина прыгала на корнях и ухабах, Ингрэм вынужден был сражаться с рулем, а свет от фар как безумный прыгал по каменным стенам старого дома. На обратном пути он сделал крюк, с полдюжины ненужных остановок и поворотов; предосторожность совершенно необходимая, но отнявшая уйму времени.
Наконец Ингрэм выбрался из машины и вздрогнул, так ветер пронизал все тело. Вокруг простиралась бесконечная, темная и молчащая пустота, только ветер выл, словно пойманный в кронах голых деревьев. Доктор с девушкой выбрались из машины, негр подвел их к крыльцу. За время поездки они почти не разговаривали, но завязав пленникам глаза, Ингрэм почувствовал, как напряженно они прислушиваются к информации остальных своих чувств: отдаленному гулу самолета, тяжелому запаху мокрой земли, смене бетонной автострады на проселочную дорогу. Они впитывали все это, пытаясь представить, куда их везут. Теперь, когда они стояли на крыльце и рука доктора коснулась перил, его пальцы оценивающе ощупывали выветренные камни старых стен.
— Почему бы вам немного не расслабиться, — спокойно заметил Ингрэм. Мы не стоим того, чтобы из–за нас так беспокоились. Пойдемте, осторожнее, здесь ступенька…
Эрл оказался в лучшем состоянии, чем перед отъездом Ингрэма. Он опирался о спинку дивана, рядом — бутылка виски, щеки горели неестественным румянцем и глаза смотрели твердо, хотя устало.
— Кто она такая? — спросил он, взглянув на девушку. — Зачем ты её привез?
— Его дочь. Вернулась с вечеринки, пришлось прихватить с собой. Как ты себя чувствуешь?
— Почти хорошо. Только знобит.
Ингрэм снял плащ и набросил его на колени Эрла. Затем быстро осмотрел комнату; подруга Эрла неплохо поработала. Старика не было видно, фотографии исчезли с каминной доски, и вся комната, кроме того места, где сидел Эрл, погрузилась во тьму. Доктор мог понять, что находится в старом доме где–то в сельской местности — и ничего больше.
Ингрэм подвел девушку к креслу, затем снял повязку с глаз доктора. Тот поморгал и огляделся в поисках дочери. Она сидела, сложив руки на коленях, стиснув губы в узкую твердую линию, неуместно милая и невинная в этой холодной мрачной комнате, розовая юбка расправлена на коленях, и слабые отблески играли на носках её серебряных бальных туфелек.