— Мать сразу догадается, что я лгу.
— Тогда скажите правду, — предложил Эрл. — Так будет разумно, верно? Просто скажите правду и сделайте вид, что все идет нормально. Позвоните в школу, что она заболела или что–нибудь в этом роде. Мы задержим её до тех пор, пока не будем готовы уехать. Тогда вы не решитесь бежать в полицию, не так ли, доктор?
— Моя жена не очень хорошо себя чувствует, — сказал доктор. — Я не смогу сказать ей правду. Такой удар может её убить.
— Это ваши проблемы, — резко оборвал Эрл; гнев нарастал в нем и искал выхода. — Она ваша жена, а не моя. Скажите ей что угодно, что захотите. Важно, чтобы она вела себя тихо. Иначе не видать вам своей маленькой миленькой девочки.
— Ты мерзкий вонючий подонок, — с тихой яростью бросил врач. — В тебе нет ничего, кроме грязи — ни грамма порядочности. Ты крепкий парень, это верно, кровяное давление у тебя продержалось четыре часа после ранения. Такую реакцию действительно можно встретить только у животных. И вся твоя храбрость только в том, что у тебя в руках пистолет. Без него ты бы сейчас просто ползал в грязи.
— Заткнись! — рявкнул Эрл. — Еще слово, и я проделаю дырку у тебя в голове. Думаешь, я шучу?
Он заставил себя встать на ноги, покачиваясь, как боксер, получивший нокдаун; по всему телу неожиданно разлилась страшная слабость.
— Ты думаешь, что я шучу, да? Хочешь умереть на глазах своей маленькой девочки?
— Нет… я тебе верю. — Губы доктора словно окаменели. Он отступил на шаг, продолжая крепко обнимать дочь. — Тебе нужно успокоиться. Ты же болен.
Ингрэм поспешно загородил его.
— Послушай, белый, если ты хочешь в кого–нибудь выстрелить, стреляй в меня, — сказал он тихим, слегка дрогнувшим голосом. — Давай. Ты же у нас герой со всеми своими медалями. Здесь тебе представляется шанс заработать ещё одну. Застрели меня, а потом доктора, который спас тебе жизнь, а потом эту маленькую девочку. За это ты получишь большую медаль. Но потом ты останешься один. Запомни это, белый.
— Прочь с дороги, — взревел Эрл. — Прочь с дороги.
— Я отвезу их домой. Я обещал. Отступайте к двери, док. Если он в кого–то выстрелит, то пусть в меня.
— Самбо! — яростно выкрикнул Эрл. — Что с тобой?
— Я отвезу их домой. Для начала.
— Ну, ладно, черт тебя подери, — покачиваясь, выдавил Эрл. — Этого следовало ожидать. — Пистолет безвольно опустился вниз, дулом в пол. — Ты собираешься сбежать.
Слова, которые произносил Эрл, казались ему словно ватными. Он снова опустился на диван, при этом тело двигалось медленно и осторожно, мышцы и нервы, казалось, сжались от какого–то безумной боли, пронизавшей все тело.
— Хорошо, отвези их домой, — прохрипел он, тяжело дыша. — Отвези их домой, слышишь? Всех отвези по домам. Все, у кого есть дом, должны в него вернуться.
Ингрэм быстро пересек комнату и забрал пистолет из его безвольно поникшей руки.
— Я вернусь, — заверил он, коснувшись плеча Эрла. — Не беспокойся.
Он облизал губы, стараясь придумать, что бы ещё сказать; вся его ярость куда–то исчезла.
— Я вернусь, — повторил он. — Тебе нужно отдохнуть.
Эрл откинулся на спинку дивана, тяжело дыша широко раскрытым ртом. Он посмотрел на Ингрэма больными мутными глазами и слабым голосом сказал:
— Я буду ждать тебя, Самбо. Больше мне ничего не остается.
Глава семнадцатая
В три часа утра Кроссроуд ещё спал в тусклом лунном свете. Блестели мостовые совершенно пустых улиц, и только порывы ветра время от времени яростно хлопали парусиной тентов над темными витринами.
В этой мрачной тишине исключениями были круглосуточная аптека и бензоколонка на въезде с федерального шоссе; они как обычно работали и их яркие огни бросали дерзкий вызов ночи.
В управлении полиции, помещавшемся в здании муниципалитета, у стола шерифа сидел Келли с дымившейся сигаретой и пачкой заметок в руках. Морган закончил дежурство, а шериф и несколько человек из команды Келли работали с полицейскими, дежурившими на постах, окружавших Кроссроуд.
Келли повернулся и взглянул на карту округа, висевшую на стене, сосредоточив все внимание на окружности, обведенной шерифом вокруг района к юго–западу от Кроссроуда.
" — Слишком велика петля, — подумал он, — слишком…»
Они все равно попадутся: посты на дорогах надежно перекрыли все выезды. Но в их распоряжении все же оставалась обширная территория для передвижений, и кто–нибудь мог пострадать прежде, чем петля туго затянется на их шеях. Нужно было поймать их как можно быстрее. Только это могло стать эффективным завершением дела.
В Вашингтоне словно поработали. Там сумели установить личность убитого налетчика. Им оказался Барк, бывший полицейский из Детройта, выгнанный из полиции за то, что превратил свое удостоверение в символ частного агенства по сбору денег.
" — Для него все кончено, — подумал Келли. — Попытался сорвать банк, но промахнулся.»
Теперь Вашингтон разыскивал человека по фамилии Новак, который последние несколько месяцев водился с Барком. Может быть, Новак и не принимал участия в ограблении, но в этом стоило убедиться. Сейчас его разыскивали десятки агентов, включая управления полиции в каждом штате. И у Новака, кем бы он ни был, шансов практически не осталось.
В ловушке оказался ещё один человек. Некто Джон Ингрэм, негр. Полиция Филадельфии тщательно его проверила. Ранее он не был замешан в каких–либо противоправных действиях. Спокойный, отличавшийся приличным поведением парень, занимался игорным бизнесом и был одним из четырех братьев, имевших хорошие характеристики и внушающую доверие работу. Ингрэм несколько удивил Келли, слишком он не вписывался в общую картину. Все грабители банков делятся на несколько категорий. Обычно они импульсивны и безрассудны, не обращают внимания на риск и опасность. Их трудно остановить, кажется, банки своим существованием бросают вызов их преступному темпераменту, но легко поймать; они начинали тратить краденые деньги, проводя время в пьянках и скандалах, что неизбежно привлекает внимание правосудия.
Да, и ещё один белый. Они пока не знали, кто он. Только описание шерифа: крупный и мускулистый, с жестким мрачным взглядом. Тут все соответствовало. Мрачный, беспокойный, завистливый.
Дверь открылась и Келли отвернулся от карты, ожидая увидеть шерифа Бернса, но пришла его дочь, Ненси, одетая в плащ с капюшоном, с большим термосом в руках. Она как–то неловко бросила: — Привет! — и поставила термос на стойку. — Я думала, папа здесь.
— Он поехал на один из постов, — Келли взглянул на часы. — Скоро должен вернуться.
— Кофе не хотите? — Она положила свой плащ на стул и нервно провела рукой по длинным русым волосам. — Я не могла уснуть, и вдруг решила, что вам с папой может захотеться чего–нибудь горячего.
— Прекрасная идея, — кивнул Келли, перегнулся через стол и стал смотреть, как дочь шерифа наливает парящий кофе в металлическую крышку термоса. Во всех её движениях чувствовалась какая–то суета, словно она торопилась поскорее покончить с этим делом. Он обнаружил, что не может её представить за работой в небрежной, неторопливой манере.
" — Напор и натиск», — подумал Келли.
Девушка его удивляла; в её манерах было что–то противоречивое, но что — понять он не мог. Она казалась теплой и холодной, задумчивой и твердой, печальной и безразличной — и все в одно и тоже время. Картина складывалась раздражающе нелогичная. Он много думал о ней после ужина — не просто как о молодой и привлекательной женщине, но и из–за противоречий в поведении, вызвавших у него профессиональный интерес и ставивших его в тупик.
Какое–то время они сидели молча. Келли уселся на стол, она внимательно разглядывала блик света, падавший на кончик туфли. В комнате было тепло и тихо, она давала благоухающее кофе убежище от ночного мрака, ломившегося в запотевшие окна. Но воцарившее молчание не было ни уютным, ни приятным, Келли это понимал; казалось, по какой–то причине она чувствует себя неловко и напряженно.
Но в чем же дело?
Изучая изящный профиль, он решил, что девушка довольно мила. Быть может, несколько скованна и застенчива, но в остальном все в порядке: красивые белокурые волосы, свежая чистая кожа, умный взгляд и нежный рот. Никаких явных изъянов. На ней был мягкий бежевый свитер и ловко сидевшая юбка из твида, подчеркнувшие плавные линии бюста и бедер, когда она повернулась на стуле и перекинула ногу на ногу.