Вскоре наш кабриолет сломался. Мы застряли в горах, в узком ущелье, где была одна дорога и две отвесных скалы по бокам. Без пути для отхода. И мы сдались полиции без сопротивления — подняли руки вверх, заложили их за голову и послушно стали на колени, чтобы на запястьях щелкнули браслеты.
Та машина стоила просто огромных денег. Мы ее не разбили и даже не испортили — просто сломали. А перед этим дерзко увели из-под носа состоятельного владельца. Им оказался какой-то крупный сенатор, человек известный и… со связями. Так что нас должны были судить по полной программе.
К угону дорогой тачки прибавилась дюжина краж и ограблений, торговля наркотиками и хулиганство. Словом, нам грозила тюрьма. Вопрос стоял только в сроках: прокурор просил шесть лет для Макса и четыре — для меня.
18
Мой новый день в норе начался, как обычно. Конечно, я не знала, утро это или уже середина дня, а может, он будил меня глубокой ночью. Я знала только одно — если лампочка зажглась и слышатся шаги, то пора вставать с кровати и ждать холодного душа.
И главное — ни малейшего звука. Рот на замке!
Дверь скрипнула петлями и открылась. Макс принес с собой привычный набор: в одной руке было ведро, а во второй — бумажный пакет с собачьими консервами, моим бессменным блюдом на любое время суток.
Он подошел поближе и уставился на меня с нейтральным выражением лица. Как это обычно бывает перед обливанием. Вероятно, ждал от меня жалоб и нового повода ударить. Но я мужественно стояла с плотно сжатыми губами и таким же напряженным телом — ожидала шок от ледяного душа.
Но Макс почему-то медлил. Со вздохом осмотрел меня от стоп до лица и… поставил ведро на пол, будто в этом нет ничего странного. Затем происходящее стало и вовсе мне непонятным: Макс достал из ведра новогодние гирлянды и стал их развешивать по комнате. Цеплял их на старые крючки, на изголовье кровати, обмотал ими лампочку и просто разбросал эти метры светящихся проводов по полу.
Я смотрела на него с изумлением.
Макс включил гирлянду, и она засияла. Ее крохотные лампочки стали мерцать то красным, то желтым, то зеленым… Погружая еще пять минут назад угрюмый подвал в краски радуги.
— Хм… — хмурила я брови в поисках подвоха.
Что это с ним? Почему он это делает? Почему не обливает меня, не издевается, как обычно? Тут что-то не так, должна быть причина… И эта причина — точно не Новый год, ведь сейчас сентябрь.
Конечно, я уже потеряла счет времени, пока сидела в этом мраке. Но чисто математически это было невозможно. Даже до Хэллоуина было далеко.
— Что, удивлена? — ухмыльнулся Макс и достал из пакета с дюжину свечей, связанных скотчем, как связка динамита.
Он аккуратно распечатал упаковку и стал расставлять эти свечи по полу, сперва плавя низ зажигалкой, а затем приклеивая воск к бетону. Вскоре дело было сделано, и свечи одна за другой подставляли свои фитильки под пламя зажигалки — все вокруг стало пугающе нарядным и светлым. Пахло днем рождения и рождеством одновременно, не хватало разве что елки и подарков, перевязанных лентой.
Но вскоре я узнала, что подарки тоже есть.
— Проголодалась? — смотрел на меня Макс с умилением. — Хочешь есть?
— М… — пожала я плечами, зная две вещи.
Во-первых, отвечать нельзя, а то снова получишь по лицу. Это главное правило в лисьей норе. А во-вторых — большого аппетита фарш из консервной банки у меня не вызывал. Я его ела от безысходности, выбора не оставалось.
Но мой желудок предательски заурчал, надеясь проглотить хотя бы что-то — пускай даже порцию корма для животных.
— Что — «М…»? — не понял Макс. А затем будто вспомнил о собственном правиле, хлопнув себя по лбу, и разрешил мне говорить: — А, понятно, совсем забыл… Голос, Лиса, голос! Можешь говорить. И не бойся — бить не буду… Честно. Я сегодня добрый.
Я разомкнула губы, чтобы что-то сказать, но затем еще раз подумала, стоит ли это делать. Ведь это Макс. Он просто псих и наверняка тут же ударит меня снова… Может, лучше продолжать молчать и не провоцировать его?
Было страшно. Это уже точно рефлексы.
— А… — еле выдавила я из себя и будто испугалась собственного голоса.
— Да, — кивнул Макс в ожидании. — Что? Ты хотела меня о чем-то спросить?
— Да… Э… а к чему это… все… все это вот вокруг?
— Что именно?
— Ну, — нервно хихикнула я, глядя на огни, — все эти… гирлянды. Свечи. Все эти украшения. Что все это значит? По какому поводу? Наступил какой-то праздник?
— Хехе, — закусил он довольно губу и решил потянуть интригу. — Рад, что ты спросила, Лиса. Я знал, что ты не вспомнишь. Знал, что совсем забудешь об этом замечательном дне… А вот я не забыл.
— И… Что же это за день?
— Это годовщина, — тряс головою Макс, будто говорил о чем-то само собой разумеющемся.
— Годовщина? — удивилась я. — Какая годовщина?
— Пф… Какая-какая… — шелестел он пакетом и что-то из него доставал. Что-то безумно вкусно пахнущее… — Наша годовщина, Лисенок. Наша с тобой годовщина.
19
Наша годовщина?
Мои мозги стали судорожно перебирать любые варианты, начиная днем, когда я впервые заговорила с Максом, когда мы впервые поцеловались, когда признались друг другу в любви и даже когда мы первый раз… ну…
Я больше не могла думать о чем-то другом, кроме еды. Потому что из пакета появилась заветная коробочка с гамбургером. Макс открыл ее и показал мне великолепный, ароматный и совсем не помятый биг-мак… О боже. Как же я была этому рада.
Неужели это все для меня? Он не откусит кусок сам, наслаждаясь моей лютой завистью? Не выбросит все в унитаз? Не растопчет ногой?
— Это мне? — поразилась я до глубины души. Это не могло быть правдой.
— Да, тебе, — улыбался Макс, протягивая сочный и еще теплый (!!!) гамбургер, который приготовили от силы десять минут назад.
— О… — тряслись мои руки, упиваясь этим волшебным теплом. — Господи. Настоящий гамбургер. Как же я давно его не ела.
Мой рот наконец-то встретился с нормальной едой. И пускай это был обычный фастфуд из макдональдса, но после нескольких дней в конуре он казался райским наслаждением. Я ощущала языком соус, колечки лука, подтаявший сыр, хрустящий салат, но главное — свежайшую булочку, которая хранила внутри целых две больших котлеты…
— Ты, я вижу, все так же любишь мясо, да? — любовался мною Макс. — Ты всегда была мясной девочкой.
— Кхм… — чуть не подавилась я от смеха. — Вообще-то я вегетарианка.
— Серьезно? — расстроился Макс.
— Да. Я больше не ем мясного. Причем ужа давно. Наверное, года три уже. Или даже четыре. Не помню.
— Печально… — задумался Макс, сидя на стуле и подперев голову рукой. — Как же сильно ты изменилась с тех пор. Теперь мне трудно тебя узнать. Трудно разглядеть ту девчонку, что ходила со мной на дело… Теперь ты стала правильной. Да… Но ничего, это хорошо. Это похвально. Так и должно быть. Ты ведь нормальный человек, а не… кхм… это хорошо… Хочешь колы?
Макс достал из пакета картонный стакан и проткнул крышку трубочкой.
— О, классно, — улыбнулась я с благодарностью. — Холодненькая.
Макс тоже улыбнулся в ответ, но как-то грустновато. Одному только богу известно, о чем он тогда думал. Но потом он подарил мне акт неслыханной щедрости.
— Тебе, наверное, неудобно так есть, — сказал он и потянулся к моему ошейнику. — Давай-ка я лучше сниму эту штуку с твоей шеи.
Я прекратила есть и настороженно замерла в ожидании чуда. Неужели это все реальность? Я не сплю — он и правда снимает с меня собачий ошейник с шипами?