На шее что-то щелкнуло, хватка ослабла, и я наконец смогла поднять голову без чувства тяжелой ноши.
— Ох-хох… — вращала я головой от блаженства. — Как же приятно опять почувствовать себя человеком… С едой в руках и без ошейника на шее.
— Хм, — улыбнулся Макс и спросил: — Вкусно?
— Очень, — ответила я честно и даже как-то смутилась.
Мне было стыдно себе признаться, что я начала питать к этой твари чувство благодарности. Пускай он мучил меня сутками и бил, но в ту секунду мне было хорошо, как… как уже не было давно. Я уже через силу доедала подаренную порцию радости и с интересом рассматривала эти странные зеленые глаза… Которые неустанно смотрели на меня в полном молчании.
— Покушала? — кивнул Макс с облегчением. — На праздники всегда надо вкусно кушать. Особенно на годовщины.
— Кхм… — вернулась я к истокам нашей беседы, — так а что же это за годовщина, Макс?
— А ты не помнишь? Правда не помнишь, да? — поджал он губы с сожалением.
— Н… нет. Извини. Не помню.
— Ясно… Что ж. Сегодня ровно восемь лет. Представляешь? Ровно восемь лет уже прошло с того самого дня.
Я задумчиво допила колу, добравшись до голого льда на дне. Но так и не поняла, о какой годовщине идет речь.
— Восемь лет после чего?
— Хм… — улыбнулся Макс краешками губ. — Сегодня восемь лет с тех пор, как ты прислала мне то письмо… Помнишь?
— Черт…
— Ага. То самое, в котором ты написала, что уходишь. Что хочешь начать свою жизнь с чистого листа и больше не желаешь меня видеть.
— Прос… прости меня, Макс. Пожалуйста, прости. Я просто… прости, я просто… — Мои руки снова начинали дрожать от страха.
— Ты тогда написала, чтобы я тебя не искал. Чтобы не пытался тебя найти и… хах… не пытался «склеить то, что было сожжено самой судьбой»… Кажется, так ты написала? Я сохранил это письмо и перечитывал его сотни раз… Сотни. Если не тысячи… Пока оно совсем не протерлось и не рассыпалось на мелкие клочья. В труху. Как и моя жизнь после твоего ухода… Ты не желала иметь со мною дела. Больше не хотела. Хотя и понимала, что была моей должницей, верно?
— Макс, умоляю! Прости, но я просто боялась, что…
— Долги надо возвращать, Лисенок. Надо всегда возвращать… А если вернуть уже не можешь, то придется за это ответить…
Макс опять зашелестел пакетом и достал оттуда то, что лежало в самом низу.
И это была веревка.
20
Наше празднование годовщины неожиданно зашло в тупик. Я сидела на кровати, он — на стуле. Мы смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Комната погружалась то в зеленый цвет, то в синий, то приторно желтела, обнажая все морщинки на его сосредоточенном лице.
А между нами был моток веревки — толстой и прочной, Макс молча держал ее в руке, пугая меня до полусмерти. Что он задумал?
Мне стало очень неуютно, я съежилась на кровати, готовясь к чему-то плохому.
— За… зачем… — заикалась я от нарастающей дрожи, — зачем тебе веревка?
Макс посмотрел на приготовленный канат и ответил просто:
— Я люблю веревку. Она универсальна.
— Что… что ты собираешься с ней делать, Макс?
— О… — кивал он с восхищением, — с веревкой можно делать что угодно. Много… много всяких интересных вещей…
Видя блеск в его глазах, я понимала, что ничем хорошим это не кончится. Вся эта прелюдия с едой и напускной добротой сулила мне новые испытания. И пускай я пока не понимала до конца, что конкретно задумала эта сволочь — мое тело на сто процентов было уверено, что вскоре ему придется несладко.
— Например… — решила я узнать подробности.
Но не потому, что мне правда было интересно, а лишь для того, чтобы отсрочить начало кошмара хоть на несколько минут. Я была готова тянуть этот странный разговор хоть целую вечность, только бы веревка осталась в мотке.
— Сейчас сама увидишь, — хитро улыбнулся Макс. — Я тебе все покажу… В подробностях.
Мне стало страшно до цокота зубов. И как бы я ни пыталась сдерживать слезы, они катились по щекам без разрешения — одна за другой.
— Мне страшно… — плакала я. — Ты меня пугаешь, Макс. Очень сильно пугаешь… Ты хочешь меня повесить? Повесишь меня, да?
— Знаешь, почему я снял с тебя ошейник?
— Нет… не знаю… Зачем?
Макс пугающе молчал, а гирлянду заело, и теперь она будто специально светила только красным.
— Так мне удобнее держать тебя за шею, Лисенок.
Я боялась умолкать, ведь понимала — это может начаться в любой момент. Мне хотелось отвлечь его еще хотя бы на мгновенье. На самую малость убежать от неизбежного.
— За… за шею? — хныкала я, почти не разбирая его лица из-за подступающих слез. — Но зачем? Зачем тебе держать меня за шею, Макс?
— Хм, — ухмыльнулся он и ответил: — Просто мне так нравится. Я всегда любил держать тебя за шею, когда делал это.
У меня к горлу подступил непреодолимый ком. Я не могла выдавить из себя ни звука — настолько безысходным мне казалось положение. Ведь теперь я понимала, к чему все идет.
— Пожалуйста… Не делай этого, прошу тебя, Макс. Только не это. Умоляю…
Я забилась в самый угол кровати и поджала ноги, чтобы оградиться от него. Но с позиции Макса это была идеальная поза — я сидела перед ним как на ладони. И он мог поступать со мною так, как хотел.
— Снимешь для меня свое чудесное платье?
— НЕТ! — крикнула я в отчаянии. — Не смей этого делать! Я уже давно не твоя!
— Лучше сними его сама, Лисенок, — сказал он спокойно. Словно просил передать ему сахар под утренний кофе.
Но я противилась до конца:
— Нет… прошу, не надо, Макс…
Я плакала не переставая, ведь знала — он уже не отстанет, и от меня теперь ничего не зависит. Счет пошел на минуты.
— Что ж, — сказал он тихо и поднялся со стула, — тогда я сделаю это… сам.
Макс нетерпеливо схватил меня за топ и буквально за секунду разорвал свадебное платье до самого низа. Будто оно было бумажной оберткой на его подарке.
— Н-Е-Е-Е-Е-Т!!! — визжала я и отбивалась ногами, чтобы он не смог ко мне притронуться.
Но Макс использовал то, что ему всегда помогало — просто дал мне крепкую пощечину, и я утихла. Остались только слезы из глаз.
— Ву-у-у-ух! — выпрямился Макс и сделал круг почета по комнате. — Вот это жара, не правда ли?!
Он ходил между горящими свечами и вытирал вспотевший лоб.
— Я тебя ненавижу… — скулила я.
— Как же тут жарко, Лисенок. Сниму-ка я футболку.
Он стянул с себя одежду, оставшись только в джинсах. Я же прижималась к стене лишь в кружевных трусах и лифчике. Моя кожа покрылась мурашками — было и жарко, и холодно одновременно. По телу пробежал мандраж.
— Умоляю, — просила я опять. — Прошу, не делай этого.
Но Макс был настроен серьезно:
— Ложись на кровать.
— Нет.
— Давай-давай, Лиса. Ложись на койку.
— Нет, — качала я головой и плакала. — Не надо, Макс!
— ЛЕГЛА НА ЧЕРТОВУ КРОВАТЬ!!!
Он закричал так громко, что я подпрыгнула на месте и уже не рискнула перечить. Покорно легла и ждала его действий, лишь тихонько всхлипывая.
— Боже… — оперся он на изголовье кровати, а затем обошел ее вокруг, любуясь моим телом. — Ты так шикарно выглядишь. Ты так красива. Так красива, Лисенок. Я просто не могу поверить, что это реальность. Уже не сон. Ты так красива… М-м-м… — Он зажмурил глаза и попытался совладать с наваждением. — Как же я давно тебя не видел… голой, Алиса.
От этих слов мое тело вздрогнуло, как от электрошока. Слышать подобное было мерзко и противно. Я понимала, что предаю сейчас Роберта, но ничего не могла поделать.
— Макс… — взывала я к благоразумию. — Давай найдем компромисс. Давай не будем заходить так далеко. Давай я просто сделаю тебе…
— Давай ты просто сделаешь мне одолжение и заткнешь свой рот!