Выбрать главу

— Что это? — спросила я. — На помаду не похоже.

— Это лучше, чем помада, — улыбнулась Мария, а я невольно поднесла пальцы к губам, потому что неприятные покалывающие ощущения усилились. — Потерпите одну минуту — и ваши губы станут алыми, как кровь, но вам не придётся волноваться о том, что они испачкают рубашку мужа в первую брачную ночь.

Покалывание стало почти невыносимым, но когда Мария тряпицей промакнула мои губы, смыв остатки мази, те в самом деле оказались гораздо пухлее и краснее, чем обычно.

— Возьмите это. Мой подарок вам ко дню свадьбы. Хоть я вам и не мать, но вы для меня всегда были как родная дочь.

— Мария! — воскликнула я и, встав со стула, обняла пожилую женщину. На глаза снова навернулись слёзы — настолько меня тронули её слова.

После свадьбы невеста отправляется к жениху, имея в своём распоряжении только свадебное платье и, самое большее, небольшую сумочку. По традиции она — словно чистый лист, попадает в дом своего нового рода, девственной пустотой, которую будет наполнять семья её — теперь уже — мужа. У меня было не так много вещей, но кое-что особенно ценное мне всё же хотелось забрать из этого дома. Коробочку с мазью, которую подарила Мария, золотое кольцо, подаренное дядей Джаредом на совершеннолетие, бутылёк с духами, который был уже почти пуст, но их аромат напоминал мне о редких счастливых днях, когда мне удавалось выйти в свет.

Кроме духов от матери мне досталось ещё кое-что. Особенно ценное, и особенно прекрасное — кулон в виде луны, цвет которой меняется в зависимости от состояния того, кто его носит, от серебристо-белого до тёмно-бордового. Я никогда не знала маму, но, надевая его и вдыхая аромат её духов, представляла, что она где-то рядом. И лелеяла мечту, что однажды я узнаю о том, кто она и почему так скоро покинула нас.

Наконец, Мария поправила мне причёску, и я, сделав глубокий вдох, пошла обратно на первый этаж особняка. Голоса раздавались с заднего двора, где уже было подготовлено всё необходимое для церемонии. И лишь отец ожидал меня в холле.

— Эмбер, девочка моя, — он взял меня за плечи и, оглядев, покачал головой: — Какая же ты красивая! И ничего, что у тебя нет особого платья для венчания. Твоя красота всегда струится изнутри. Сохрани её.

— Да, отец, — покорно кивнула я. Проявившаяся на руке метка отдавала теплом, преисполняя меня уверенности, которую я не ожидала почувствовать в этот день.

— Ну что ж, тогда… — он подставил локоть, о который я и опёрлась.

А потом мы медленно пошли во двор. Стоило нам подойти к калитке, ведущей в сад, как она распахнулась перед нами, а голоса вмиг стихли. Полукругом стоявшие стулья были заняты до единого. Во главе расположилась арка, увитая алыми розами, а под ней стоял уже знакомый мне духовник. Ларсон, который в тот момент разговаривал с кем-то, замолчал, подняв на меня взгляд.

Альфа замер на несколько мгновений, глядя только на меня. Мой мир сузился до его медовых глаз. С каждым шагом они становились всё ближе.

Ларсон неторопливо подошёл ко мне и, когда между нами остался лишь шаг, повернулся лицом к духовнику и подставил локоть. Отец чуть подтолкнул меня к нему, и я послушно взяла под руку своего почти мужа. Он не сказал ничего. В глазах его читалась жажда. Мне не удавалось понять, что именно они выражают, и от этой неизвестности сердце застучало быстрее.

Приглашённые музыканты наигрывали торжественную мелодию. Под ногами сминались лепестки роз, а ноздри наполнял аромат мужчины, который шёл рядом со мной. Я крепче сжала мягкую ткань его пиджака.

Наконец, мы замерли под аркой перед духовником, который держал в руках небольшую потрёпанную книжицу с золотым тиснением. Он прочистил горло — и церемония началась.

— О, Прекраснейшая и Далёкая, Луна Светлоликая, обрати свои очи к этим двум детям твоим, что связывают себя узами священного брака истинной пары! Да не оставь детей своих без благословения, без слова доброго и ясного взора. В этот день они становятся единым целом и их сердца начинают биться в унисон…

У меня закружилась голова. Возможно, просто от стресса, недосыпа и недоедания. А может, это Луна прикоснулась ко мне своим благословением. Я перестала понимать, что говорил духовник, и изо всех сил держалась, чтобы стоять ровно, хотя колени ослабели и едва держали меня.

А в голове крутилась лишь одна мысль: “Это произошло. Это произошло. Сейчас я навсегда покину этот дом.”

— … В знак вашего общего согласия поцелуем воздайте почести Прекраснейшей из Светил, — закончил духовник. Я бы пропустила и эти слова, если бы Ларсон не начал разворачиваться ко мне. В этот момент моё лицо должно было быть скрыто за вуалью, но её не было, и Ларсон вместо того, чтобы снять с моего лица кусочек невесомой ткани, лёгким, нежным прикосновением пальцев убрал с него выбившуюся прядь.