— Я не могу смириться с тем, что ты уходишь, — задыхаясь от волнения, ответил Свенельд, в его голосе звучала боль, которая резала душу. — Но я не могу просить тебя остаться. Опасности, которые ждут тебя здесь, независимо от того, что станет с моим братом, слишком велики, и я боюсь за твою и будущего малыша безопасность.
Они крепко обнялись, словно пытаясь слиться воедино. Окружающий мир померк, превратившись в ничтожество, а какое-то светлое и тёплое, тягучее, похожее на мёд чувство поглотило все их мысли и каждую частичку тела от макушки и до кончиков пальцев ног, заставляя ощутить пробегающие по коже электрические разряды.
— Позволь мне... — из небесно-голубых глаз Свенельда скатилась одна-единственная слеза и, словно падающая звезда, пересекла его щёку по диагонали. В этой слезе было заключено множество эмоций — любовь, тоска, надежда, опустошение и глубокое чувство потери.
— Позволь мне загладить ошибки прошлого, мои и моего брата, — голос его дрожал, словно не выдерживая тяжести произносимых слов. — Разреши стать спутником жизни для тебя и отцом, пусть и неродным, для твоего ребёнка.
Она подняла взгляд на него — и слабый, рассеянный, но лучезарный луч солнца осветил темноту комнаты вокруг обоих.
— Если твой брат каким-то чудом выживет... — вздохнула она, вдыхая аромат тела младшего из правителей Хордаланна и пытаясь запомнить его на всю оставшуюся жизнь. — То у меня уже есть муж согласно законам и обычаям. Если отойдёт в мир иной — носить мне до последних дней траур как вдове и замаливать свой грех днями и ночами.
— Я буду бороться... всеми силами ради тебя, ради нас... — донеслось в ответ, но Мия положила указательный палец ему на губы, встала на цыпочки и, приподнявшись, подарила мужчине полный благодарности поцелуй.
Поцелуй в щёку.
— Я благодарна тебе за всё, что ты сделал для меня — с самого первого вечера нашего знакомства и по сей день, однако по дороге, что я выбрала... я должна пройти одна — этой мой путь и ничей больше. Тебе же... — снова всхлипнула она и провела ладонью по щеке младшего из братьев. — Благородному и доблестному, лучше подарить своё доброе сердце не одной мне, а всем кто нуждается в твоей помощи. Ругаланну нужен тот, кто восстановит город и исправит злодеяния Сигурда. Хордаланну — справедливый и миролюбивый ярл, что сотрёт грязь и кровь с имени вашего славного рода.
— Тогда обещай мне, что ты выживешь и построишь новую счастливую жизнь. И когда эта буря закончится, я непременно найду тебя и всегда буду рядом. Если не как возлюбленный или муж — то как преданный друг и защитник. Если только ты... если только ты позволишь.
Мия лишь одарила его слабой улыбкой.
* * * * *
— Жители Эгерсунна, услышьте меня! — выкрикнул Ульв, вскочив на дощатый помост посреди городской площади; голос его горел от пылающей решимости. — Сегодня мы оказались под железным кулаком Сигурда и его хордаланнцев, но я стою перед вами и призываю подняться, вооружиться и отвоевать то, что принадлежит нам по праву! Слухи не лгут, этот тиран действительно болен, и нам нужно как можно скорее начать действовать!
Усталая и подавленная толпа обратила свой взор на оратора, ища среди окружающей серости и разрухи проблеск надежды. Казалось, сам воздух вокруг них задрожал от слов племянника Гуды и теперь наполнил их грудь чувством цели.
Сам молодой человек осмотрел собирающихся вокруг ремесленников и случайных прохожих и сжал левую руку в кулак, ударив ей по ближайшей стене — так сильно, что разбил пальцы в кровь.
— Вчера в священных стенах медового зала Сигурд нарушил все неписаные законы гостеприимства наших предков! Своими руками он избавился от наследника нашего трона, от нашего будущего, вероломно убив невинного сына Гуды и Вигге!
Эгерсуннцы, пусть и прониклись сказанным, всё ещё испуганно смотрели по сторонам, нет ли где-то поблизости патрулирующих улицы захватчиков.
— Мы лишились свободы, наши дома и близкие подверглись их тирании! Наши жизни оказались в беспорядке, наши мечты разбиты. Но я отказываюсь признать поражение... Отказываюсь сдаваться... Я отказываюсь отдавать наш когда-то процветавший город, где я родился и вырос, в руки этого безжалостного узурпатора! Он думал, что отнял у нас всё — но пока в нас теплится жизнь, пока бьются в груди наши сердца, мы можем и должны сопротивляться!
Его слова эхом отозвались в сердцах всех собравшихся, зажигая в каждом пламя борьбы. Тьма отчаяния словно начала рассеиваться, сменяясь светом решимости, что мерцал где-то на горизонте, как утренняя звезда (1), что предваряла собой восход солнца.
— Прошу вас, оглянитесь вокруг! Посмотрите на лица наших детей, стариков и женщин! Разве счастливы они? Разве смеются? Разрушение и смерть не только в стенах города, они отпечатались и на их прекрасных челах. Готовы ли мы допустить, чтобы они до конца своей жизни проходили с такими выражениями лица? Готовы забыть о подвиге павших товарищей, которые костьми легли, чтобы защитить город от вероломных Сигурда и Инга?
Толпа закачалась и заропотала подобно ожившему морю. Люди мотали головами, вскидывали вверх руки, с их губ срывалось громкое "НЕТ!", а стальная решимость была закалена пылающей яростью и горьким пламенем потерь.
— Сегодня мы стоим на перекрестке судьбы, и только в наших силах решить, в какое будущее мы шагнём. Неужели мы не хотим бороться за свою свободу и вернуть контроль над городом?! — Ульв сделал глубокий вдох и едва сдержался, чтобы не заплакать: с каждым произнесённым словом эмоции накрывали мужчину всё больше. — Давайте вспомним о мужестве наших предков, которые пожертвовали всем, чтобы построить это процветающее поселение посреди суровых северных скал и гор. Они не отступили перед лицом трудностей, не отступим и мы!
Из толпы вырвались аплодисменты и громкие выкрики, выражающие одобрение, а людей вокруг Ульва только прибавлялось. Слова племянника Гуды словно озвучили их собственные мысли о защите того, что дорого всем и каждому в этом городе.
— Как и подобает трусу и тирану, Сигурд отнял у нас оружие, но разве остановит это нас? Ну же! Давайте соберём все наши силы, вооружимся всем, что найдем — вилами, молотами, кухонными ножами, да хоть голыми руками! — и выступим против тех, кто принёс смерть в Эгерсунн. От наших действий зависят судьбы наших домов, наших семей и нашего будущего. Мы ударим с силой тысячи зимних бурь, с яростью тех, кто отказывается быть покоренным!
Толпа разразилась громовым рёвом согласия, а стоящие среди горожан Варди и Йохан улыбнулись друг другу. Чёрт подери, этот сукин сын умел зажигать сердца людей!
— Помните, друзья мои... мы одиноки в нашей борьбе, и надеяться на помощь извне глупо. Нашего короля более заботят распри между сыновьями, нежели положение подданных и устроенный в нашей области беспредел. За Гуду! За Альрика! За наших мёртвых, павших в бою! И за живых — которые отомстят за них и свергнут гнёт этого тирана!
Вдохновенная речь настолько вселила уверенность в горожан, что они принялись выкрикивать лозунги Ульва и схватились за всё, что можно было использовать в качестве оружия. Заряженные опасным коктейлем из гнева, решимости и желания вернуть себе отнятое, жители Эгерсунна подобно наводнению хлынули на улицы столицы, и поток этот двинулся в одном направлении — к длинному дому.
Патрульные из хирда Сигурда, встреченные ими на пути,нашли свою смерть от лопат, ножей, молотов, серпов и мётел бунтовщиков. Для кого-то гибель стала быстрой, но большинство воинов подверглось ужасным мучениям: словно желая выместить всю свою злость, копившуюся с момента осады города, горожане выплеснули её на хордаланнцев, заживо топча их, забивая всем, что попадёт под руку и волоча едва дышащих противников по улице за собой — одним словом, мало чем отличаясь от тех, кто совсем недавно устроил похожие зверства им самим.
— Ярл Сигурд! — выкрикнул срывающимся голосом Ульв, в первых рядах горожан приближаясь к резиденции вместе с Варди и Йоханом. — Ярл Сигурд, мы пришли за твоей жизнью!