– Попробуй только вернуться туда… Не трогай… Не трогай мое измерение.
«И меня». Это следовало произнести, облечь мысли в словесную форму, чтобы повеселить Эредина еще больше. Ласточка в клетке, в клетке. Но она все пытается ставить ему свои условия, диктовать свой план, верно подходя к решению, что сослужит беглянке огромную пользу. Но не теперь. Эльф, питавший к людям и ненависть, и отвращение, собирался разнести их мир самым первым. Его он холодным трупом положит к ее бледным, длинным ногам.
Твердая рука. Одеяние Эредина, сменившее его латный доспех, было красным, как гранатовый сок. Должно быть, теплые тона он подбирал не случайно: пытаясь скрыть мертвецки бледный оттенок собственной кожи. Слегка неровной и вечно холодной кожи эльфа, раздираемого невероятной жаждой.
Его ладонь переместилась на ее талию. Не слишком узкую, с плоским животом и коротеньким, но ярким шрамом, полученным во время недавней атаки. Ее грязно-белая рубаха с порванной шнуровкой никогда эльфу не нравилась, но он удержался от желания сдернуть тряпицу с девичьего тела. Холодок пробежал по ее плечам, а за ним и стайка мелких мурашек, догоняющих друг друга у самой шеи.
Эльф вздохнул. Свечной огонь в покоях трепыхался, сердце колотилось в груди победителя. Сколько раз мужчина представлял себе эту сцену? Воссоединение. Она ляжет на свое место – под него, Короля. Зираэль давно пора было оставить свои глупые детские мечты о дикой ведьмачьей жизни, о жизни простого деревенского люда. Потому что кровь в ее жилах взывает к иному бытию.
Он толкнул ее. Неосторожно и резко, слишком сильно. Ласточка не упала в кровать по задумке Эредина, стоявшую прямо за ней. Локтем она ударилась о тумбу, спиной впечаталась в бортик деревянного ложа. При падении девушка закрыла глаза, словно рассчитывая не увидеть своего поработителя, распахнув их еще раз.
Но надежды напрасны. Маг одним легким движением поднял ее с места и кинул на матрас. От двери кровать была огорожена ширмой, сквозь которую проходил слабый красноватый свет. По другую сторону расположилось окно. Длинное окно из темного дерева, с темно-коричневой сеткой за стеклом.
– Я заберу его первым, – говорил маг, стягивая с себя красный камзол, уже не используя при этом магию. – Потом тот мерзкий жестяной мир, в котором ты пряталась с Аваллак’хом…
Улыбка зацвела на его безобразно-бледном лице, тени под глазами стали гуще. Тело эльфа оказалось не таким сильным с виду. Сухие и жилистые эльфы редко владели рельефными мышцами, не всегда могли похвастаться мощью человеческой фигуры. Цири вжалась в матрас. Покрывало сбилось под нею, вокруг девушки кружил резкий запах пота. Он пропитал рубаху, волосы, кожу, он впитался в мышцы, проник в саму кровь. А кровь снова стучала в висках. Тук-тук, тук-тук, тук-тук – молотками.
– А потом все миры, Зираэль, – произнес эльф громко, завершив раздевание. – Каждое измерение падет к нашим ногам, Ласточка. И на этот раз Аваллак’х уже не утащит тебя из-под моего носа.
Она отвернулась, когда взгляд девчонки коснулся оголенного тела мага. Она и прежде видела нагого мужчину, но сейчас… Сейчас вид этот казался ей отвратительным. Цири углядела перед собой окно. Такое большое, что сквозь него можно было бы выбраться наружу и скользнуть во мглу, исчезнув без следа. А затем, когда шум немного стихнет, в портал, в портал, и снова, снова, снова, пока не поймают еще раз, не впечатают в стену еще одного ее наставника, угрожая расправой. Должно быть, Эредин осознал желание пленницы.
– Попытайся бежать, Зираэль. Тогда мы расторгнем наше удачное соглашение. Дикая Охота вернется в Каэр Морхен, а друзья твои – уже нет. Они там не останутся, Зираэль, поверь мне.
Пока маг полз к ней по кровати, перебирая то руками, то ногами, как крадущийся зверь, девушка старалась отвлечься. Она слышала его слова, его угрозу. Эредин лишит каждого ее товарища, каждого знакомого жизни, заберет последнее сокровище несчастной девицы. И что ее ждет за существование… На бегу? Если Цирилла родит детей, будут ли они свободны от ее проклятья? Нет. Предназначение диктует ей страдания, тянущиеся из года в год.
Первый поцелуй остался на ее лбу. Холодные губы – словно губы мертвеца. Эльф игрался с нею, пытался быть нежным, как с дорогой сердцу девицей. Но зачем? Его широкая ладонь легла Ласточке на грудь, не держащие ткань шнурки разошлись с громким треском. Безвозвратно испорченная рубаха упала рядом с нею, оставшись только воспоминанием на бледно-розовой коже. Цирилла не двигалась.
Она знала, что случится потом. Девушка напряглась. В комнате словно стало чуть теплее, щеки Цири невольно покраснели. Странствовала она долго, была особой любопытной, но заветный «цветок» сохранила нетронутым. Не потому, что ждала кого-то особенного, просто времени не было. На беду свою или на счастье – теперь не узнать. Король мог бурно отреагировать на столь нежелательную, безвозвратную утрату, но и сам… Процесс мог бы быть куда менее болезненным и куда менее запоминающимся, если бы был только повторением, но не началом.
Пока эльф, чьим телом овладела похоть, срывал одежду с Цириллы, та не двигалась. Перед глазами у нее стояло лицо Весемира, его полные ужаса очи. Змееглазый Геральт застыл во льдах Охоты, Йеннифер, скованная теми же чарами, следила за тем, как Цири, как ее маленькую Цири утаскивает чудовище. Неимоверно высокий черноволосый эльф казался монстром рядом с ней: хрупкой снаружи девушкой.
Но чудовищем он не был. По крайней мере – не сейчас. Ладонь Короля еще раз легла Цирилле на грудь, пальцы пробежались вниз. Ее кожа покрыта шрамами. Их не так много, белые и светло-красные линии тут и там прорезают хрупкую картину девичьего изящества. Зираэль – не трактирная девка, не очередная дочь аристократа, которых Эредин имел изо дня в день. Она станет чем-то… Особенным.