Эва поймала свое отражение в витрине магазина и задержала взгляд: маленькая фигурка с черными волосами, аккуратно заплетенными в косу, одетая в строгий темный костюм и белую блузку. Разве могла она тягаться с рослой блондинкой, чью фотографию напечатали на обложке самого модного журнала! Эва ощутила внутри холодную пустоту: она не знала, что делать, куда идти.
В нескольких шагах впереди нее, у остановки, затормозил' автобус, и Эва бросилась к нему, чуть не сбив с ног мужчину, замешкавшегося у выхода. Мужчина с недоумением уставился на нее, и у Эвы промелькнула мысль, что, наверное, внутреннее смятение ясно написано на ее лице.
Но она не заметила, как человек вслед за ней вскочил в автобус.
«Разве обязательно, чтобы именно Абигайль была подружкой невесты? Моя мать ее просто не выносит, – звучал в голове у Эвы раздраженный голос Троя. – Она же ничем не лучше проститутки. Ни одна уважающая себя женщина не согласится раздеваться за деньги…»
Эва машинально вышла у внушительного здания, где располагалась нью-йоркская штаб-квартира «Сфаэлос индастриз», не замечая, что мужчина из автобуса неотступно следует за ней по пятам. Когда на предпоследнем этаже ее окликнула знакомая секретарша, Эва даже не повернула голову. Ничего не видя и не слыша, она двигалась, словно лайнер на автопилоте.
Эва вошла в просторный кабинет, который занимала вдвоем с Брэдом Слотером. Кабинет был пуст. Она вспомнила, что утром у жены Брэда начались роды. Казалось, Слотер объявил об этом вечность назад.
Телефон на ее столе гудел, как разгневанный шмель. Эва опустилась на стул и взяла трубку.
– Это Адель Пату. Мне надо поговорить с Заком, – раздался раздраженный женский голос.
– Мистер Сфаэлос на конференции. Мне очень жаль. Если хотите, я могу…
Тут у актрисы – а именно такова была профессия звонившей вырвалось крепкое словцо.
– Вы все лжете, разве нет?
Да, Эва лгала женщинам Зака Сфаэлоса вот уже на протяжении года, с тех пор как поступила работать его личным секретарем. Зак Сфаэлос крайне редко уделял внимание своим любовницам в рабочее время, и, как только некое имя вычеркивалось из особого, регулярно пополняемого списка, он прекращал уделять его раз и навсегда в любое время дня и ночи. Лгать входило в круг повседневных обязанностей личной секретарши, как бы не противно было той это занятие.
– Он прислал мне бриллиантовый браслет в Ниццу, где я снималась, и я сразу поняла, что все кончено! – Адель внезапно взорвалась:
– Подыскал себе кого-то еще, да?!
– Это к лучшему, мадемуазель Пату, – услышала Эва свой ответ. – Вы такая замечательная актриса. И только попусту тратили время на эту лощеную развратную свинью!
На другом конце провода воцарилось недоверчивое молчание.
– Простите, – пробормотала наконец Адель. Эва с изумлением взглянула на трубку, зажатую у нее в руке, и, потрясенная, опустила ее на рычаг. Боже Всевышний, неужели она действительно сказала это? Желудок внезапно свело судорогой, и Эва, шатаясь, бросилась в дамскую комнату, где склонилась над раковиной.
Минут через десять, дрожа как осиновый лист, она вернулась в кабинет. Телефон опять трезвонил. Не обращая на него внимания, она подошла к столу Брэда и достала бутылку бренди, которую тот держал в нижнем ящике. Налив себе порядочную порцию в чашку, девушка медленно выпила, морщась от резкого вкуса спиртного. Может, это успокоит желудок?
Трой и Абигайль. Эти два имени звучали бесконечным рефреном в ее мозгу, и ей захотелось разбить голову о стену. Похоже, она сходит с ума. Она-рассудительная, уравновешенная Эва Рентон, которая никогда не теряла способности мыслить здраво в критических ситуациях. Но прежде ей не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда ее привычный мир разлетался на куски в одно мгновение. Она глотнула еще бренди и попыталась взять себя в руки.
«Ни одна уважающая себя женщина..»
С ее губ сорвался горький сдавленный смех. Она сняла с пальца кольцо, швырнула его в ящик стола и с грохотом задвинула его, после чего заставила себя поднять телефонную трубку.