— А ведь я вам не нравлюсь, — негромко заговорил она. — Это странно, потому что я обычно нравлюсь мужчинам.
— Вероятно все дело в том, что я слишком молод и глуп, — предположил я беспечно. А потом продолжил — уже серьезно: — Я вам не враг, Елена Анатольевна. Пусть у нас с вами не задалось знакомство, но мне хотелось бы, чтобы у нас был шанс стать пусть не друзьями, но хотя бы приятелями.
— Мне нечего вам предложить, — горько выдала Свиридова. — Вы же слышали, что поддержки отца я лишилась. На днях мне будет официально предложено взять фамилию матери. И это в лучшем случае.
— Не думаю, что Анатолий Викторович потребует от вас отказаться от отчества, — нахмурился я.
— Полагаю, так далеко он не зайдет, но жизнь испортить мне он сумеет. Я не была к этому готова, Павел Филиппович. Мне казалось, что семья — это что-то постоянное, и отец не откажется от меня. Тем более, после того как я докажу, что чего-то стою…
Я подошел к Елене Анатольевне и положил руку на ее плечо. Почему-то понял, что обнимать ее не стоит. Другой человек принял бы этот жест как поддержку, но Свиридову подобное проявление эмоций наверняка бы оскорбило.
— Обещаю, что я вам помогу с работой. И дело не в том, что вы посодействуете мне остаться при должности. Просто я знаю, что вы отличный адвокат. Вы — находка для организации, в которой я хочу вас видеть.
— Я буду работать на простолюдинов за еду? — девушка криво усмехнулась.
— Скажем так: происхождение наших клиентов не будет иметь значения. Но каждый из них будет важен.
Княжна качнула головой и сказала:
— Хорошо, я согласна. В любом случае, если мне что-то не понравится, то я смогу пойти работать копателем могил. Оказалось, что махать лопатой я умею…
Елена Анатольевна взглянула на меня в зеркало заднего вида:
— Хотелось бы узнать, что это за организация.
— Как раз сейчас я еду обсудить подробности про эту контору с одним из членов семьи, — ответил я. — Как только узнаю обо всем — позвоню вам.
Упоминание о членах семьи немного успокоила Елену Анатольевну. Видимо, она поняла, о ком идет речь. И я поспешно добавил:
— Если будете нуждаться в деньгах, то обратитесь ко мне.
— Сделаете меня своей содержанкой? — фыркнула девушка.
Я усмехнулся:
— Такой расклад не устроит ни вас, ни меня. Вы хороший специалист, и я не хочу вас терять. Так что я говорил про финансовую помощь в трудную минуту. Если вам будет комфортно, то мы можем назвать это займом.
Свиридова кивнула:
— Хорошо. Буду ждать звонка.
Она открыла дверь и вышла из авто. А Фома, который дожидался окончания разговора на улице, сел за руль и спокойно уточнил:
— Как прошло заседание, вашество?
— Отлично, — ответил я. — Отделался выговором, но продолжу работать. Завтра первый рабочий день.
Фома радостно улыбнулся:
— Поздравляю, мастер Чехов. Вот я знал, что дело разрешится правдой.
Выглядел Питерский таким радостным, будто это его восстановили в практике. Помощник завел двигатель и уточнил:
— Куда едем?
— В «Северный путь», — ответил я. — Нужно обсудить кое-что с Александром Васильевичем Морозовым.
Парень кивнул, и машина выехала с парковки.
Глава 3
Хороший обед
— Вашество, а как вообще заседание проходило? — полюбопытствовал вдруг Фома.
— Ну, в нужном зале собираются люди, которые принимают участие в заседании, — начал объяснять я. — Председатель комиссии слушает доводы сторон и выносит свое справедливое решение.
— И никаких красивых речей? — уточнил Питерский, и его голос прозвучал немного расстроенно.
— Разбирательство обычно опирается на факты, — ответил я. — Поэтому все прошло быстро.
Фома замолчал, рассеянно глядя на дорогу. В салоне повисла тишина. Я не выдержал и спросил:
— О чем задумался?
— О Елене Анатольевне, — ответил Питерский.
Я удивленно поднял бровь, с интересом ожидая продолжения, и слуга, который, видимо, только теперь понял двусмысленность ситуации, поспешно добавил:
— То есть, не совсем о Елене Анатольевне, вашество, а о том, как быстро она перевоспиталась… Сегодня я ее с трудом узнал. А всего-то пожила чуточку в доме Зимина. Вот она, сила воспитания! Мощь целительной лопаты и трудотерапии.
— Ты только при ней такого не скажи, — усмехнулся я. — Она дама гордая, из старой аристократической семьи. И вряд ли перестанет быть собой даже несмотря на то, что скоро потеряет фамилию.