— Надеюсь, после отъезда лорда-хранителя дела идут хорошо? — спросила я и откинулась в кресле. Нарушение правил доставляло необъяснимое удовольствие, словно мы менялись ролями, даже хотелось, чтобы лорд Мартом разозлился и показал яростную страсть.
— Какие дела тебя интересуют?
Он прищурился, разливая вино по кубкам: не верила, что дело в любопытстве.
— Вайлир, — ответила я.
Лорд Мартом понимающе кивнул и встал за спинкой кресла.
— Все привычно. Вайлир пытается разрушить мир, которого мы достигли с таким трудом, — вздохнул он. Голос казался искренним, неужто доверял? Я посмотрела наверх и увидела, как задумчиво лорд Мартом рассматривал содержимое кубка.
— Возможно, это просто слова?
Он слабо пожал плечами и сказал:
— Придется приглядывать за ним.
Я улыбнулась. Никогда бы не подумала, что рассядусь в кресле лорда Мартома и буду спокойно беседовать о делах. Простота усыпляла и заставляла смелеть:
— Возможно, стоит ограничить его общение с красной сутаной. Слуги шепчутся, что они тайно видятся.
Я затаила дыхание и опустила голову. Сердце так колотилось, что задрожали руки и пришлось вцепиться в подлокотники.
— Он справлялся о здоровье Вайлирии, — ответил лорд Мартом.
По напряженному взгляду было видно, что он не верил и не пытался убедить. По крайней мере, мы говорили спокойно и ничто не выдавало подозрения в мой адрес. А еще мы могли забыться, ласкать друг друга и отстраниться от бед.
— Чему ты улыбаешься? — спросил лорд Мартом.
Я посмотрела наверх и увидела любовный взгляд. Как тут хитрить?
— Думаю о вас, — и пусть это звучало наивно, главное, что приближалась заветная цель.
— Что же именно? — игриво спросил он и прикоснулся к моей скуле. Пальцы были прохладными, чуть шершавыми, но такими ласковыми.
— Представляю вчерашнюю ночь, — сказала я и закрыла глаза, пока пальцы подбирались к губам, — как мы обнимали друг друга.
Лорд Мартом напрягся, и ласки стали резкими. Сегодня он не хотел играть, терял терпение быстро, это чувствовалось.
— Кто я для вас? — вырвалось у меня.
— Ты — моя отрада, — он ответил не задумываясь.
— Отрада?
Я улыбнулась и открыла глаза, ловя задумчивый и умиротворенный взгляд. Как же приятно было понимать, что лорду Мартому приятно мое общество, что это — тот самый прекрасный и далекий хозяин замка, за которым я украдкой наблюдала.
Он не объяснил, просто рассматривал меня и неторопливо гладил. В лице не было тревоги и привычной серьезности, только расслабленность.
— А кто я для тебя? — спросил он.
— Вы — мой палач, — сказала я без злобы, — и мой спаситель.
Я имела в виду его ласки, которые спасали от отчаяния и Вайлира. Лорд Мартом шумно улыбнулся, но теперь во всем появилась резкость. Он гладил меня настойчивее, оттягивая нижнюю губу и скользя по зубам. Сама не поняла, зачем открыла рот — какой-то инстинкт. А лорд Мартом воспользовался и проник в него двумя пальцами, погладил язык, напористо и не замирая.
— Палач и спаситель, — задумчиво протянул он, — любопытное сочетание. Какая же роль нравится тебе больше?
Лорд Мартом не убрал пальцы и не дал возможности ответить. Только улыбался, смотрел внимательно и думал о чем-то приятном и запретном: слишком уж ярко блестели глаза, а губы приоткрылись.
— Палач, — пропел лорд Мартом, — пожалуй, сегодня остановимся на этом.
От знакомой хрипотцы в голосе все внутри затрепетало. Я даже закрыла глаза и отдалась ощущениям, отдалась лорду Мартому и его пальцам. Не знаю, когда начала посасывать их — снова инстинкт. Это оказалось на удивление приятно, вспомнились движения языка между ног и на сосках: запретная, оттого манящая ласка. Я хотела окунуться в нее и провела языком по пальцам, прижала их к небу, и лорд Мартом шумно вздохнул. Я не понимала, что делала и на что провоцировала, просто повторяла и чувствовала, как тяжелела грудь, а соски сжимались мучительно-приятно.
Вынув пальцы, лорд Мартом обошел кресло и встал возле подлокотника. Он сжал мои волосы на затылке, сильно, но не больно, просто показывая силу и заставляя забыться. Я видела, как поднималась и опускалась его грудь, как нетерпеливо он расстегнул ремень, затем камзол, обнажая выпуклость в паху. Боги, она была так близко; лорд Мартом не стесняясь накрыл ее ладонью и погладил с упоительным стоном. Он не щадил стыдливость и нагло распутал завязки, запустил руку в штаны прямо перед моим носом! Я закрыла глаза. Это слишком, сейчас светло, и все как-то… не так. Лицо горело только от понимания происходящего.
Раздался шорох и тихие влажные звуки. В тот раз влага была на моей ладони; выходит, он сам себя трогал, прямо здесь, при свете! В голове не укладывалось. Но звуки и бесстыдство придавали всему отпечаток соблазнительного запрета, который тянуло нарушить. Лорд Мартом массировал мой затылок, постанывал и явно ждал реакции. Почему-то казалось, что он чувствовал, как в животе затеплился огонек и захотелось сжать ноги. Я медленно забывалась, замечала только звуки: ритмичный шелест, вздохи, гул крови в висках. Соски напряглись, уперлись в узкую одежду, и жажда удовольствия победила. Я повела плечами, чтобы ткань потерлась о грудь, раскрыла губы и застыла в предвкушении.
Лорд Мартом притянул меня к себе, торопливо, не думая об аккуратности. От удивления я уперлась руками в подлокотник и не сразу поняла, что вжалась лицом его пах. Гладкая ткань, тепло, рядом чувствовалось движение, и мысли замерли. Так откровенно, и лорд Мартом без смущения постанывал: необычно и… сладко. Он давил ладонью на затылок, направлял, и губ коснулось что-то, похожее на палец: твердое, раскаленное, но слишком большое. Догадка казалась такой дикой, что исчезли мысли. Я дернулась назад, но не смела долго противиться давлению ладони. Да и не хотелось, просто происходило столько нового и бесстыдного, что разум не выдерживал. Его место заняли инстинкты, желание подчиниться требовательным касаниям, стать частью упоительных движений.
Я пыталась забыться, думала о ласках и аромате духов, постепенно раскрывая рот. Лорд Мартом шумно улыбнулся и пробормотал:
— Умница, умница…
Он двигал бедрами и потирался о мои губы. Я снова дернулась, когда по ним скользнуло что-то мокрое, но лорд Мартом держал крепко. И хорошо — нельзя прерываться из-за глупой скромности, нельзя отвлекаться. Как пьянило нарушение правил и легкая дрожь лорда Мартома, она проникала и в меня, задевала мышцы внизу живота. Я сомкнула губы и высунула язык, целовала горячую плоть, забываясь все больше.
Лорд Мартом с силой массировал затылок, стонал и толкался. Вдруг он обхватил мою голову руками и заставил повернуться прямо. Все менялось быстро, уже через миг в губы снова уткнулось что-то влажное, раскаленное. Тело требовало ощущений, и стыд отступал. Я хватала ртом воздух, когда в него протиснулась твердая плоть и скользнула по языку, проникая глубже, заполняя собой. Боги, у меня во рту было мужское естество; мысль билась в голове и заставляла возражать во имя приличий. Я пыталась говорить, шевелила языком, задевая предмет во рту.
— Умница, вот так, умница, — бормотал лорд Мартом так упоительно, что сомнения вновь забылись. Я открыла глаза и увидела светлые волоски перед носом. Они приближались и отдалялись, повторяя незамысловатый танец любовных ласк, заглушая голос разума и помогая расслабиться. Лорд Мартом запрокинул голову и рвано дышал, с силой обхватывал мои волосы и явно ничего не понимал. Хотелось еще нового, сладкого, запретного. Всего и сразу. И лорд Мартом неосознанно дал это, когда проник так глубоко, что сжалось горло. Он нехотя замедлился, рассматривая меня мутными глазами; боролся с собой, пытался двигаться мягче, но получалось это с трудом.
Твердая плоть скользила по языку, пробуждая низменные мечты. Я стала подаваться навстречу, умирала от стыда под взглядом лорда Мартома, но заставляла себя продолжать. Стыд все равно уйдет, и появится несравнимое блаженство. Он хотя бы пожалел меня и зажмурился, создавая подобие ширмы, как было в темноте. Толчки вновь становились резкими, и соски заныли с новой силой. Я и не поняла, когда сжала рукой собственную грудь. В первый миг захотелось прекратить, но сосок так приятно закололо… нельзя останавливаться. Я сжимала пальцы и губы, передавая лорду Мартому свое удовольствие и забирая его. Он словно чувствовал это и не позволял отстраниться, держал мою голову крепко и толкался размашисто, проникал глубоко и вряд ли понимал это. Хотелось, чтобы он не замирал, показал всю глубину своего неистовства, не жалел и не останавливался. Я старательно показывала свое наслаждение, посмела даже стонать, елозить в кресле и посапывать твердую плоть. Как мне нравилось, что не получалось двинуть головой, оставалось только подчиняться и доставлять удовольствие.