— Что ты здесь делаешь, отвечай? — я не скрывал раздражение и подошел к ней; Фалейн боялась меня, пусть волнуется.
— Ваша сестра, — она прокашлялась, — леди Вайлирия, она оправила меня в конюшни проверить ее лошадь. Ей приснился дурной сон.
В это верилось — сестра много лет не выходила из комнаты и вряд ли понимала, какого одинокой девице бродить в темных коридорах. Злые духи дернули отца сделать Фалейн ее камеристкой.
— Идем, — бросил я и развернулся, замечая удивленный взгляд. Она не ждала любезностей, ведь считала нас подлыми завоевателями. Как угодно, лишь бы вела себя тихо оставшееся время: король позволил сохранить Фалейн жизнь, чтобы выдать замуж за верного человека, если люди ее отца взбунтуются. Но они хорошо приняли новую власть, поэтому скоро Фалейн упадет с лестницы или подавится за ужином.
Она шагала почти беззвучно, как чувствовала опасность, и ее становилось жаль. Вероломная семья сгубила ее, когда ослушалась приказа короля и вооружила своих людей. Но это чувство растворялось в воспоминании о том, что отец не отдал мне Фалейн, хотя я хорошо сражался и убил командира стражи. Он ничего не говорил о планах на нее, не брал себе и снова выказывал мне пренебрежение. Он сам подтолкнул меня к сговору с чародеем.
От злости я шел все быстрее и почти сорвал факел со стены у конюшни. Внутри было темно, поблескивали глаза лошадей, запах сена и навоза драл ноздри. Белая кобыла сестры только крутила ушами и едва стояла от старости: ее бы добить из жалости, но Вайлирия не позволяла.
Пока Фалейн гладила кобылу и что-то бормотала, я прислушивался, но раздавалось только фырканье, удары подков и шорох из стоил. Никого. Огонь факела резко извивался и слепил глаза, неприятно грел, раздражал и заставлял вспоминать унижения. Отец всегда был недоволен, не советовался со мной, даже Фалейн не отдал, хотя сам ее не замечал. Тянуло ослушаться, пусть он и не узнает.
— Удобная ситуация, — сказал я и шагнул к Фалейн, — ты не находишь?
Она не двинулась, только глаза вспыхнули во мраке. Я протянул руку к ее лицу и усмехнулся, когда сердце забилось, как у неопытного юнца. Казалось, что сейчас что-то произойдет: отец столько лет не позволял трогать Фалейн, его запрет витал в воздухе, даже факел затрещал.
Из глубины конюшни раздался шорох, и я вспомнил про шпионов отца, которые рыскали повсюду. Он мог уже знать о чародее и послать за мной. Фалейн кинулась прочь, а я развернулся и поводил факелом в воздухе, замечая тощего конюха с испуганным взглядом.
***
Я не могла уснуть и всю ночь наблюдала, как по каменному потолку скользили тени. Вайлир часто бродил в темноте и проверял стражников, но почему оказался именно в том коридоре, когда я говорила с чародеем? Вдруг он что-то слышал или зайдет к леди Вайлирии и поймет, что он приезжал не к ней?
Мысли ходили по кругу, пока комнату не осветили золотистые лучи солнца. Как всегда, служанка принесла мне хлеб, мед и молоко, потом воду для умывания; как всегда, она громко топала. Все как всегда, это убивало — опасность впервые подобралась так близко, раньше было только понимание, что когда-нибудь меня убьют за ненадобностью.
Я поднялась с постели и босиком прошла по каменному полу. Не было времени искать обувь — нельзя опаздывать к леди Вайлирии и выдавать волнение. Все обойдется, визит красной сутаны никого не озадачит, и за мной бы уже пришли, если бы Вайлир слышал разговор.
Лорд Мартом исполнил обещание и не унижал меня минувшие годы. Выделил эту небольшую комнату с красивой кроватью с резными столбиками, крепкими сундуками и металлической печкой в углу. Он даже назначил меня камеристкой своей дочери, когда перестал видеть подвох в покорности. Лучше бы терзал и дал повод выпустить гнев, лучше бы все закончилось быстро, а не растягивалось на годы ожидания конца. Как трудно было сидеть у постели леди Вайлирии и понимать, что можно задушить ее подушкой, или ударить подсвечником, чтобы отомстить лорду Мартому. Возможно, он за этим и приставил меня к ней: хотел избавиться от больной дочери и получить повод для казни ненужной пленницы.
Я надела платье из сиреневого бархата, убрала волосы в пучок и отправилась к леди Вайлирии. Узкие коридоры замка не отличались друг от друга, усыпляли и навевали размышления. До сих пор не знаю, почему меня назначили ее камеристкой — служанок было достаточно. Возможно, гадкая догадка о лорде Мартоме оказалась правдивой, или меня хотели заставить проникнуться к его семье. Противно признаваться, но последнее получалось. Я пыталась злиться на них, пыталась изо всех сил, но понимала, как сглупил отец и как эта семья отличалась от моей.
Комната леди Вайлирии была большой и светлой, она любила свежий воздух, поэтому не закрывала ставни даже зимой. Лежала в кровати, кутаясь в меха, пока слуги не теряли терпение и не жаловались леди Мартом. На стенах висели гобелены с ее любимыми лошадьми в полях, а шторки кровати были зелеными, как луговая трава. Резные сундуки из темного дерева сияли из-за лака, в бронзовых подсвечниках стояли толстые свечи. Леди Вайлирия лежала в кровати, пока служанки расправляли одеяло. Сердце сжималось при взгляде на нее, и становилось стыдно: это дочь врага, нужно ненавидеть, строить планы мести, но как? Бедняжку прокляли во младенчестве, и красные сутаны не могли снять злые чары. Рассказывали, что раньше она могла выходить и даже каталась на своей кобыле в специальном седле, но при мне она не вставала с кровати и могла сидеть только благодаря опоре из подушек. Они с Вайлиром были близнецами, поэтому ее лицо тоже обрамляли светлые волосы, но глаза утратили остроту зрения, и голубой оттенок помутнел. Кожа казалась белой, одеяло обтягивало неестественно тощие ноги, и гнев сменяла жалость.
Я села на скамейку и всмотрелась в лицо леди Вайлирии: заходил ли к ней брат, спрашивал ли о самочувствии и приезде красной сутаны? Сердце бухало в груди, но она спокойно попросила почитать вслух. От облегчения подрагивали руки и страницы громко шелестели, пока я искала нужное место. Все хорошо, иначе меня бы давно допрашивали.
Доводы разума не помогали, и предчувствия терзали: не стоило видеться с чародеем, он был слишком подозрительным: часто с кем-то шептался, делал намеки с лукавыми улыбками. Лорда Мартома назначили лордом-хранителем Жемчужного пути — дороги, по которой наши торговцы уходили в другие арданириаты — и он увез нас в эти глухие места. Ни людей, ни друзей за пределами крепости, никакой надежды, только чародей. Он сказал, что некий лорд хочет устроить переворот и завладеть землями отца, а брак со мной сделает его претензии законными. Но он отказывался сказать что-то еще, пока я не соглашусь. Как принять предложение, не зная даже имени загадочного лорда? Существовал ли он?
Мысли прервал стук в дверь, и на пороге появился лорд Мартом. Я вскочила и сделала неловкий реверанс: он вызывал такую жгучую гамму эмоций, что самообладание предавало. Он был высоким, двигался уверенно и плавно, как хозяин всего и всех. На груди висела толстая золотая цепь с массивным кулоном — знак лорда-хранителя, награда за мою загубленную жизнь! Мучила злость и на себя, ведь так хотелось скосить взгляд на лорда Мартома, его длинные волосы и лицо с отпечатком обаятельной зрелости.
Он сел на кровать и нежно поцеловал леди Вайлирию в лоб. Выйдя в коридор и закрывая за собой дверь, я услышала заботливый голос:
— Все хорошо, как ты себя чувствуешь?
Меня затрясло от скрытого гнева, только не знаю на кого — не получалось ненавидеть этих людей. В вечер нашего знакомства Вайлир позволил себе молчаливый бунт и не выполнил приказ сразу, они заботились о леди Вайлирии и грустили, когда очередной чародей разводил руками… А в моей семье все крутилось вокруг воли отца: он не проявлял нежности к братьям, женщины его вовсе не заботили. Отец сам виноват, он пошел против короля, но именно лорд Мартом пришел и все уничтожил; чем дольше я думала, тем сильнее путалась в эмоциях.
Факелы потрескивали и скрывали разговор за дверью, но голоса казались спокойными. Вряд ли лорда Мартома смутит очередной визит красной сутаны, чтобы подозревать меня, но вечером эта надежда разбилась. Я уже вернулась к себе в комнату, когда пришел мальчишка-паж в синей котте с вышитой башней. Им оказался паж лорда Мартома — тот звал меня к себе, прямо сейчас.