Окровавленной рукой Лыков дернул ворот кафтана, оторвав верхние петлицы. Забрался под чешуйчатую броню, нетерпеливо пошарил под рубахой. Через мгновение извлек золотой восьмиконечный нательный крест, изукрашенный мелкими драгоценными камнями.
Крест был дорогим – в таких вещах Кирилл знал толк, сам когда-то владел драгоценною рухлядью. За такой крест можно было справить хороший немецкий панцирь или зимний кафтан на меху или четыре пары дорогих сапог.
Дрожащей рукой десятник протянул крест в сторону Хлебалова:
– Аз, Роман Лыков, слуга государя Московского, прощаю тя, опричник Хлебалов. Примешь ли ты мое прошение?
Кирилл глядел в глаза бывшего врага. После всего, что ему пришлось стерпеть от Лыкова, теперь ему предстояло принять прощение от этого человека.
Он не был обязан это делать. Да и не нужно ему прощение Лыкова.
Десятник быстрой скороговоркой промолвил:
– Да останется черное в земной юдоли, а в Царствии Небесном токма благость и чистота.
Сказанное Лыковым оглушило Кирилла, пуще взрыва бочки со стрельным зельем. Задрожала не земля – завибрировала его душа. Вспоминались слова из Евангелия: "блаженны миротворцы". Господь ценит стремящихся к примирению. И значит, со своей стороны, он должен сделать все, чтобы достичь мира.
Однажды он этим пренебрег. Готов ли и далее оставаться непримиримым и раздорным? Да и стоило ли препираться, зная, что твой враг скоро умрет, а вместе с ним умрет вражда, и связанная с ней усобица. А значит нет смысла упрямиться и бессмысленно тащить с собой груз прошлого. Тяжелый, как кандальные оковы.
– Я принимаю твое прощение.
Кирилл приложился потрескавшимися губами к холодному металлу. Во рту ощутил вкус чужой крови.
Лыков перекрестил Хлебалова нагрудным распятием, и сам поцеловал золотой крест:
– Господь нам порука. Ступай с Богом.
Рука с крестом безвольно свалилась на грудь. Лыков запрокинул голову в низкое серое небо, и затих.
Хлебалов аккуратно, словно боясь потревожить мертвеца, взял дорогой крест и спрятал его за ворот кафтана. Но затем засомневался. Оставлять драгоценную вещь мародерам нельзя. Такая дорогая вещь пригодится и ему. Другим все равно, а он на помин даст, да свечку поставит за упокой раба Божьего Романа, воина на поле брани убиенного.
Кирилл снова достал золотой крест, и сорвал цепь с шеи покойника. Затем снял собственный нательный крест и надел на Лыкова. Пусть те, кто похоронит десятника знают, что здесь отдал Богу душу раб Божий, а не какой-нибудь нехристь.
Хлебалов вытащил из богатых ножных дорогую татарскую саблю с золоченой гардой и рукоятью. Подумав, прихватил круглый щит десятника. Роману Лыкову это оружие уже без надобности.
13
Тяжело переводя дух, подошли уцелевшие ратники десятка. Осиротевшие без командира, брошенные посреди разбитого врагом укрепления, окруженные смертью, мраком и отчаянием. Они молча стояли над погибшим.
– Что делать будем? – вопросил Михайло, утруждено облокотясь на невесть откуда взявшийся бердыш. С лунообразного лезвия стекала и капала кровь, но это ужасное зрелище уже не трогало ни разума, ни чувств утомленных бессонной ночью и утренним боем ратников.
Хлебалов выпрямился и взглянул туда, где сокрытая за дымом и копотью, стояла вожделенная крепость.
– Душу Господу Богу, живот царю-батюшке! Служивые, не посрамимся! Скинем ливонца!
Кирилл взглянул в суровые, почерневшие лица ратников. Те ухватились за оружие, исполненные решимости и готовые мчаться вперед.
– За мной! – скомандовал он.
Четыре серые тени мелькнули в сизых клубах порохового дыма и стали пробираться к крепостной стене, укрываясь за грудами наваленных друг на друга тел, разбитых деревянных укреплений, лошадиных трупов и рассыпанных крупной чугунной крупой ядер.
От гари и копоти щекотало в носу и першило в горле. Запах пороха, горящего дерева и жженного мяса душил, сбивал дыхание, держал на грани надрывного, не несущего облегчения кашля. Едкий дым разъедал глаза. Слезы туманили взор.
– Пищаль с собой? – обернулся к безусому Алешке Хлебалов.
Тот ловким движением перекинул огнестрел через голову, и на вытянутых руках показал бережно укутанное холщовой тряпицей оружие. Молодой вояка даже не удосужился расчехлить ружьё к бою. Хлебалов лишь покачал головой.
– Да у него она худая, – насторожился Михайло, – я секирой больше ворогов уложу, чем Алешка своей пукалкой!
– И секира пригодится, – отрезал Кирилл, – Алешка, готовь пищаль!
Впереди показались неясные разноцветные пятна, появляющиеся и исчезающие в седом мареве. С каждым мигом очертания приближающихся врагов становились отчетливее. Шведы уверенно двигались вперед, считая что русские бросили укрепление и рассеялись в поле.